Гори, гори ясно. Карина Вран
приближать и отдалять огонь от кистей рук. – Обе? Хм-м…
Водяра выл, выкручивал конечности, насколько позволяли путы. А я по-прежнему пытался обойтись малой кровью… Малым жаром.
Весь вред, что я ему нанес – это опаленные волосины на костяшках. Они почернели, оплавились, скрутились и запахли. Такие меленькие волосики, а пахнули! Мне лично понравилось, мне теперь все запахи, связанные с огнем, приятны. А вот коллеге моему, похоже, не очень…
– С-су-у-чий потрох! – если взвыть со стучащими зубами, получается ну очень странное звучание. – Я скажу!
– Скажешь, конечно, скажешь, – согласился я, снова подводя огонек. – Причем добровольно и с песней. Да, Вадь?
– Да! Да! Д-да! – выстучал зубами Коломийцев.
Громко получилось, не хватало еще, чтобы на вопли кто-либо сунулся. Будет сложно объяснить с учетом композиции возле деревца, что хороший парень тут – я. Относительно хороший, разумеется.
Обошел дерево, встал перед Вадимом. Дал огню взметнуться выше, жаднее.
– Меня не интересует, с какой целью ты меня сюда привез, – доверительным тоном сообщил студню. – Мне важно знать: зачем? Почему? Если кто-то велел, то кто?
Во взгляде Коломийцева что-то блеснуло: что-то, кроме страха. Ярость? Возможно. Я не настолько хорошо читаю по лицам и глазам, чтоб утверждать наверняка.
– Чтобы одной тварью стало меньше, – это звучало бы гордо, с вызовом, не мешайся зубной перестук. – Враг рода человеческого должен сдохнуть, как пес! Сгнить в земле!
Это становилось интересным: Водяра речь про тварь и врага повторял с чьих-то слов, сам он так не выражается. Не его это похабный стиль. Нахватался от кого-то наш любитель выпить.
Как-то похоже на проповедь прозвучало…
– Рода человеческого? – я потер подбородок. – Церковь новый крестовый поход объявляет?
– Церковь нас не спасет, – в запале бросил Вадик, явно снова за кем-то повторяясь. – Только мы сами, своими руками, можем спастись.
Итого, что мы уже выяснили? Что студню качественно промыли мозги. Все то немногое, что обнаружилось в районе пустой антресоли, где эхо, эхо… Таша так про голову Бореевой высказывалась, но к Вадику оно поближе будет. И с религией я промахнулся.
– Вадь, кто хочет спасти тебя… и других? Кто такой умный и заботливый?
Может, так в лоб не стоило спрашивать. Но что уж теперь…
– Они… они… – зрачки Вадика расширились, завращались – ненатурально и жутко.
– Кто? Имена! Кто – они?
Вздулось бесконтрольно пламя, я только и успел, что отшатнуться, сделать шаг назад.
– Твари нельзя узна-а-ать! – вырвался из горла Коломийцева истошный крик.
А потом он булькнул, выпучил глаза, испуганно, недоверчиво и беззащитно. Как-то по-детски. Дернулся и обмяк. Изо рта полилась кровь.
До меня не сразу дошло, что случилось. Что разговор наш окончен, собеседник выпал из обсуждения. Категорически выпал.
Секунд пять-семь я тупил, хватая воздух раскрытым ртом. Взбунтовавшийся