Тайны митрополита. Роман Злотников
признание себя вассалом князя Московского. Кирдяпу же и бояр тех, которые за то, чтобы предателя принять ратовали, лично Тохтамыш и казнил.
А тут и гонец от Муромского княжества прилетел с просьбой о мире; Федор Глебович[45] с боярами своими, понимая, что захиревшему княжеству никак не тягаться ни по мощи, ни по могуществу с объединенной армией, решили попросту упредить кровопролитие и сами готовность выразили крест на верность целовать. А коль скоро ни у потерявшего почти всю свою армию Тохтамыша, ни у уставшего от вида крови да слез православных Дмитрия Ивановича не осталось никакого желания вести дальнейшие боевые действия, решено было, что князь Муромский выплатит тысячу рублей и дань мастерами и красавицами и навеки признает главенство Москвы над собой.
Оно в итоге и вышло, что собрали двенадцать тысяч серебром, да в полон тьма-тьмущая народу православного набрана. Восемь, – за два года вперед, – Дмитрий Иванович отдал брату старшему, да тысячу сверх – за души погибших в сечах отважных мужей татарских. За то совсем было поникший Тохтамыш тут же согласился простить недоимки предыдущих лет, а остальные собранные деньги отдал брату младшему – в награду за борьбу с самозванцем Мамаем. А еще обставили Тохтамыша в том, что полон весь скупили; почти семьдесят тысяч человек, среди которых и красавицы, и мастера, и удалы, и бояре даже. Все теперь вкруг Москвы расселяются да быт помаленьку мостят. Тохтамыш же, с остатками некогда грозного войска да с дарами богатыми отправился домой.
И хоть рассказывал Милован все это, словно сказку какую читал, а Николай Сергеевич то и дело мысленно аплодировал великому князю Московскому, дивясь смекалистости да мудрости.
– Помогите! Христа ради, помогите! – донеслось откуда-то из леса. – Не оставьте в беде, православные! Христом Богом молю!
– Слышь, Никола, – встрепенулся Ждан. – Кличет кто-то.
– Чего? – увлекшиеся разговором мужчины и не сразу сообразили, что и в самом деле откуда-то из лесу доносится клич о помощи.
– Есть, что ль, рядом кто-то? Не оставьте в беде, родные вы мои! – снова и снова доносилось из самой чащи.
– Слышь, Милован, – разом насторожился Булыцкий. – Кличет кто-то, что ль?
– На то похоже, – переменившись в лице, отвечал тот. – Кто бы это; лихих уж и нету, путник в ночь – и тот вряд ли пойдет, схимники уж и в монастыре все, а кто с тобой. Смерды – так те – кто по лавкам, кто с мальцами тетешкаются, а кто и с женками подавно. Купец, что ли? – скорее сам с собой разговаривая, рассуждал тот.
– Дух, может, чей, неприкаянный, – вставил подковылявший к мужчинам Ждан.
– Типун тебе! – закашлявшись, прикрикнул в ответ Милован, да так, что Ждан поспешно перекрестился: то ли от страха перед схватившимся за лук мужиком, то ли убоявшись собственного предположения, а то ли и вовсе по привычке.
– Эгей! –
Федор Глебович – князь Муромского княжества.