Мое имя Бродек. Филипп Клодель
проходили это странное ученичество, наши тела исчезали. Я, ушедший круглым, как мячик, теперь видел, как моя кожа обтягивает кости. В конце концов мы все стали похожи друг на друга. Стали похожими друг на друга тенями. Нас можно было спутать, можно было истреблять по нескольку каждый день, потому что сразу после этого можно было добавить нескольких других, и это было совершенно незаметно. Лагерь все время заполняли одни и те же силуэты и костистые лица. Мы перестали быть самими собой. Перестали принадлежать себе. Уже не были людьми. Стали всего лишь биологической массой.
XI
Старик отвел меня в свой дом, пахнувший прохладным камнем и сеном. Предложил положить на навощенный сундук мой узелок, в котором, по правде сказать, было немного, кое-какие лохмотья, вытащенные утром из золы сгоревшей риги, да кусок одеяла, еще пахнувший огнем.
В первой комнате, с очень низким потолком и целиком обшитой еловыми досками, был накрыт круглый стол, словно меня тут ждали. На хлопчатобумажной скатерти друг напротив друга располагались два прибора, а в керамической вазе стоял букет трогательных полевых цветов, которые шевелились от малейшего сквозняка и разливали запахи, походившие на воспоминания о запахах.
В тот миг я со смесью печали и радости вспомнил студента Кельмара, но старик положил руку на мое плечо и движением подбородка пригласил меня садиться.
– Вам надо хорошенько подкрепиться и выспаться. Моя служанка, прежде чем уйти, приготовила кролика с травами и айвовый пирог. Они ждут вас.
Он ушел на кухню и вернулся с зеленым фаянсовым блюдом, на котором среди моркови, красных луковиц и веточек тимьяна лежал кролик. Мне не удавалось ни пошевелиться, ни вымолвить хоть слово. Старик подошел ко мне, обильно положил кушанье на тарелку, потом отрезал толстенный ломоть белого хлеба. Налил прозрачной воды в мой стакан. Я уже не очень понимал, где нахожусь – действительно ли в этом доме или в своих приятных мечтах, часто посещавших меня ночами в лагере.
Он уселся напротив меня.
– Позвольте мне не составлять вам компанию, в моем возрасте уже много не едят. Начинайте, пожалуйста.
Это был первый человек с уже довольно давних пор, который обращался со мной так, словно я тоже был человеком. Из моих глаз потекли слезы. Мои первые слезы, тоже с довольно давних пор. Я вцепился руками в спинку своего стула, словно из страха упасть в пустоту. Открыл было рот, попытавшись что-нибудь сказать, но не смог.
– Ничего не говорите, я ни о чем вас не прошу. Я не знаю точно, откуда вы идете, но думаю, что могу догадаться.
У меня возникло впечатление, что я снова стал ребенком. Делал неуклюжие жесты, торопливые, бессвязные. А он смотрел на меня по-доброму. Я набросился на еду, забыв о своих сломанных зубах, как делал это в лагере, когда охранники бросали мне капустную кочерыжку, картофелину или хлебную корку. Я съел кролика целиком, вылизал блюдо, уплел весь пирог.