Маленькая хозяйка большого дома. Храм гордыни (сборник). Джек Лондон
моих китайцев. Я только что собирался покататься верхом, а Паола – жена – куда-то исчезла.
Они были почти одинакового роста, Грэхем на какой-нибудь дюйм выше, но настолько же ýже в плечах. Он был несколько светлее Форреста, у обоих были одинаково серые глаза, с одинаково чистыми белками, кожа их лиц была одинакового бронзового оттенка от долголетней жизни на воздухе и загара. Черты лица Грэхема были несколько крупнее, глаза более продолговатые, но это было мало заметно под тяжелыми веками; нос как будто несколько крупнее и прямее, чем у Дика, губы чуть полнее и краснее, слегка более чувственные.
Волосы Форреста были светло-каштановые, а волосы Грэхема от природы, по-видимому, золотистые, казались выжженными солнцем, почти песочного цвета. У обоих были высокие скулы, но щеки у Форреста были более впалые. У обоих были широкие, тонкие ноздри и губы обоих, благородно очерченные, были нежны и чисты, вместе с тем в них чувствовалась твердость и даже суровость, как и в подбородках.
Небольшая разница в росте и объеме груди придавала Грэхему грацию движений, которой не хватало Дику Форресту. В общем они как-то дополняли друг друга. В Грэхеме были свет и радость, что-то от сказочного принца. Форрест казался более мощным, более суровым и строгим.
Форрест мельком взглянул на ручные часы, которые носил на ремешке.
– Половина двенадцатого, – сказал он, – поедемте со мною, Грэхем. За стол мы сядем не раньше половины первого. Я гружу целых триста голов быков и горжусь ими. Вы должны на них посмотреть. Не беда, что вы не одеты. О-Хо, принеси пару гетр, а вы, О-Пой, прикажите оседлать Альтадену. Какое вам седло, Грэхем?
– Да любое.
– Английское, австралийское? Шотландское? Мексиканское? – настаивал Дик.
– Если можно, шотландское, – попросил Грэхем.
Они остановили лошадей у самого края дороги, простояли, пока мимо них не прошло все стадо и последний бык не исчез за поворотом на пути в долгое странствие до Чили.
– Теперь я понимаю, чем вы занимаетесь, это чудесно, – восхищался Грэхем с засветившимися глазами. Я в молодости сам забавлялся этим в Аргентине. Начни я с такой породы, я бы, может быть, не кончил так плачевно.
– Но ведь то было время, когда еще не было ни нашей люцерны, ни артезианских колодцев, – утешил его Дик. – Время для шортхорнов тогда еще не созрело, корабли с холодильниками не были изобретены. Вот что вызвало революцию в этом деле.
– К тому же я был тогда просто мальчишкой, – добавил Грэхем. – Но ведь и не в этом суть. Там тогда над подобным же предприятием работал молодой немец; у него было не больше одной десятой моего капитала, а он выдержал все – и неурожайные годы, и засуху. Сейчас состояние его исчисляется миллиардами.
Они повернули лошадей назад, к Большому дому. Дик взглянул на часы.
– Времени еще много, – заметил он. – Я очень рад, что вы видели это стадо. Тот молодой немец выдержал потому, что у него другого выхода не было. Вы же могли пользоваться отцовскими деньгами, да, наверное, у вас ноги чесались,