Метаморфозы. Николай Кудрявец
вплотную. Ткнул пальцем в одну из фотографий и выжидающе уставился на него.
– Мне пора, время за полночь. Завтра обо всем поговорим. В полдень в березовой роще, возле вашего озерца, я буду ждать, – произнес тот и протянул руку.
Хозяин вяло сжал протянутую руку и, не выпуская ее, прошел с гостем до двери. Проводив его, расстегнул рубаху, кое-как стащил брюки, долго расправлял их на спинке стула и, когда наконец у него это получилось, плюхнулся на диван, издав тихий стон облегчения.
Проснулся Иванов весь разбитый. За ночь во рту пересохло.
– О господи, как гудит голова.
Он подошел к окну и распахнул его. Сел на диван и попытался восстановить в памяти вчерашний вечер.
– Откуда свалился на мою голову этот ученый? Завязывать надо…
Художник пошарил в карманах и вытащил измятую двадцатипятирублевую купюру.
– Приберег, – с гордостью отметил он сам себе. – Надо подлечиться, да и гостя заодно опохмелить – пить за чужой счет у нас, художников, не принято.
Он засунул деньги обратно в карман, взял из тумбочки лист с талонами, оторвал талон № 5 с надписью «Сырок плавленый – 2 шт.» и, вскинув на плечо этюдник, вышел на улицу.
В гастрономе за сырками стояла очередь.
«Черт с ними, с этими сырками, – решил Иванов, запихивая в этюдник кусок хлеба и бутылку водки. – Обойдемся».
Автобус пришлось ждать долго. И когда показалась знакомая по «творческим» встречам с друзьями березовая роща, первое, что заметил художник, – это длинную фигуру вчерашнего дружка. Одет он был несколько необычно и даже странно, не так, как одеваются люди в его возрасте.
«Новая встреча и новые причуды», – с неопределенной досадой подумал художник.
Он подошел к своему странному приятелю. Тот протянул руку и представился:
– Профессор Стамов.
«Ничего себе! – скривился художник. – Вчера рубаха-парень, а сегодня, смотри ты, уже профессор».
– Сергей Федорович, – тоном, не допускающим возражений, начал Стамов, – мы должны решить с вами одно серьезное дело.
– Прямо сейчас? – поинтересовался Иванов.
– Не прямо сейчас, но…
Художник прервал профессора:
– Тогда опохмелимся – и за дело, – и он полез в этюдник за водкой.
– Нет, нет, Сергей Федорович, – запротестовал Стамов, – вам придется на время забыть об этом.
– Это почему же?
– Недалеко отсюда моя дача, там и поговорим.
«Дача? Кажется, я влип с этим профессором. А что, если без него, чуть-чуть…»
Он посмотрел на Стамова и понял: пить здесь не получится. Казавшийся близким вчера, сегодня он был совершенно другим – чужим и неестественным.
Шли молча. Да и о чем можно разговаривать на больную голову? Тем более что средство от головной боли есть, вот оно, в этюднике, но употребить его нельзя из-за какого-то «серьезного дела» и профессорских странностей.
Совсем неожиданно для Иванова они подошли к обшарпанному зеленовато-ржавого