Синдром третьего человека. Elian Julz
стничных пролета, скользкое крыльцо, и вот Кристина в салоне такси едет по диким предновогодним пробкам в аэропорт.
Она никогда не читает новости. И сегодня поплатится за это. Вот буквально через полтора часа. А пока смотрит из окна на зажжённую золотыми огоньками ёлку возле самого дорогого торгового центра, огромную неоновую надпись «Let it gift» на стеклянном фасаде, на подсветку комплекса лыжных трамплинов, машет им рукой и в блаженном неведении беззвучно одними губами подпевает песне Фрэнка Синатры «I’ll be home for Christmas», звучащей по радио. Она не подозревает, что из припева сбудется только строчка «only in my dreams1», радуется, что этот проклятый, адский год наконец-то хлопнет дверью. Всего через три дня.
Город её не отпустил.
***
Олег каждое утро видит девушку в вагоне алматинского метро. По будням, в одно и то же время. Ровно в 8:08 она входит на станции «Сайран», прислоняется к стене и открывает книгу. Он может назвать всё, что она прочла из библиотечного фонда за пять месяцев и три недели поездок в общественном транспорте, помнит все цвета её многочисленных объемных шарфов, пересчитал значки на её рюкзаке – их одиннадцать. И это для Олега выглядело несовершенно: два ряда по четыре значка, а в нижнем – всего три. Будто один значок без пары, третий лишний. Он в форме рыбки, той самой из двух пересекающихся дуг. Попутчица носит её просто так или потому, что такая же, как он сам? Олег так и не осмелился спросить.
Грустно прозвучало «Құрметті жолаушылар, есіктер жабылады. Келесі бекет – «Алатау»2», двери закрылись. Этим утром поезд уехал без неё. Олег даже привстал, чтобы поискать девушку глазами на платформе.
Вам кое-что следует знать об этом парне. Олег не разговаривал до пяти лет. Ни словечка. Он любил смотреть. Вставал на табурет у окна и наблюдал. Как строится новый дом, самый высокий в их микрорайоне, как горит здание КСК во дворе и приехали две пожарных машины тушить его. Бабушка давно догадалась, что говорить внук умеет, но не хочет. В один из её приездов они вместе смотрели в окно на волшебное явление – вокруг луны светились два огромных радужных ореола. Лунное галло.
Бабушка всё приговаривала: «Вот это чудо! Невиданное чудо!»
Позже уселась в кресло, взяла Олега на колени, энергично и выразительно шевелила губами: «Скажи “б-б-а-б-б-а”». Внук смотрел на её лицо, но только плотнее сжимал рот.
И тут любимая бабушка пошла на шантаж: «Ну, раз ты со мной не хочешь разговаривать, мне нечего больше здесь делать. Пока, Олежек».
Малыш схватился сзади за её юбку и ходил из комнаты в комнату, пытаясь удержать. Молча. И только когда трижды провернулся ключ в замке входной двери, он обиженно буркнул: «Чудо». Чисто, уверенно, никакого лепета, вроде «тюда». Первым словом Олега было «чудо». Бабушка тут же скинула ботинки, рассмеялась, обняла его и сказала: «Это ты моё чудо. Чудо в перьях». Олег ещё долго разглядывал себя тем вечером в оконном отражении в поисках перьев.
***
Олесина мама брала отпуск в конце декабря и приезжала все прошлые годы из Тараза в Алматы, чтобы с дочерью встретить праздник и провести вместе студенческие каникулы. По ночам они раскладывали диван в Олесиной комнате, смотрели новогодние фильмы, а потом засыпали в обнимку, как когда-то в её детстве. Но в этот раз из-за сильного снегопада и без того опасный Кордайский перевал закрыли, автобусное сообщение приостановили.
Олеся расстроилась вдвойне, ведь и Руслан черт-те когда теперь приедет к ней, скорее всего, не раньше окончания праздников. Если только не чудо. Работает жених Олеси в финансовом департаменте крупной корпорации в Астане и вот сейчас беспомощно смотрит на авиабилеты в своих руках, купленные ещё в ноябре, а улететь не может. Кто оказался умнее и шустрее, успел ухватить последние билеты на поезд. Немалая часть астанчан – бывшие алматинцы, потому мчатся к родителям, друзьям, да и просто в любимый город на Новый год, Наурыз или во время летнего отпуска. Вечером сел в вагон, а утром уже на алматинском вокзале.
Соседка Олеси освободила вторую комнату, а нового арендатора хозяйка пока не нашла, так что девушка осталась одна в квартире-двушке.
Ким Эдик, её одногруппник, ещё в начале недели в чате предлагал ребятам отпраздновать Новый год в горах, но не в загородном коттедже или санатории (такие космические расходы студентам не по карману), а в какой-то каменной хижине на высоте больше трех тысяч метров – домике дяди Юры. Парень мастерски быстро менял слоги между словами, когда разговаривал, такой его собственный шуточный трюк, поэтому прозвал это место юриком дяди Домы.
Сейчас сумасбродная идея Эдика не казалась Олесе такой уж плохой, потому что 31 декабря уже послезавтра, а делать ей совершенно нечего. Не голубой же огонёк по телевизору смотреть в её возрасте. Погуглила, на какую высоту поднимается гондольная дорога. Оказалось, что как раз чуть выше трех тысяч метров. Наверное, они пройдут совсем немного от конечной станции, Талгарского перевала. Вряд ли бы он так запросто всех звал, если бы маршрут не подходил для новичков. Непромокаемый костюм у неё есть (они с Русланом в прошлые зимы уже
Песня начинается со слов о том, что певец будет дома на Рождество, будут омела, подарки и снег, но в припеве слова «I’ll be home for Christmas» грустно дополняет фраза «if only in my dreams», т.е. «Я буду дома на Рождество, но только в моих мечтах».
С казахского языка переводится «Уважаемые пассажиры, двери закрываются. Следующая станция – «Алатау».