Зимовьё на Гилюе. Сергей Шаманов
артель из семи человек отправилась к Амуру.
Но людская молва оказалась наполненной домыслами. Долина реки Желтуги́ не была устлана самородками. На вид это была унылая заболоченная низменность, поросшая чахлыми лиственницами и опоясанная покатыми боками приземистых сопок. Однако золота в этих гиблых краях всё же было больше, чем они когда-либо встречали. Не зря острые на язык репортёры амурских и забайкальских газет называли Желтугу Амурской Калифорнией.
Пришлая из Забайкалья артель в складчину арендовала кусок земли в одном из пяти штатов[6] республики и начала рыть яму. Ямой называлась кустарная шахта, уходящая под землю на глубину в два-три человеческих роста, на дне которой лучами расходились в разные стороны горизонтальные галереи-óрты. В тёплое время года вода, сочащаяся из мари[7] как из мочалки, заливала орты, поэтому выработка песков велась зимой, промывали тут же – в больших закопчённых чанах с растопленным снегом.
Неподалёку от ямы старатели поставили кряжистое, в восемь венцов, зимовьё из неошкуренной лиственницы с плоской дерновой крышей. В маленький оконный проём, размером локоть[8] на локоть, был вставлен высушенный сохатиный пузырь, сквозь который сочился в жилище жёлтый гниловатый солнечный свет. Внутри жались к чёрным стенам сбитые из колотых плах нары, застеленные сухой болотной травой и покрытые облезлыми шкурами. В центре громоздился стол с неизменной горой грязной посуды. В углу нещадно коптила печь-каменка, наспех обмазанная глиной.
Работали от рассвета до заката. Через год, когда население прииска стремительно возросло до пяти тысяч душ, начался голод. Продуктов, доставляемых из крупных городов через станицу Игнáшина, не хватало. Фунт[9] сухарей, за который в Благовещенске давали штуку[10] золотого песка, в Желтуге уже стоил три-четыре штуки. Начались болезни. Несмотря на запрет, измученные артельщики всё чаще ударялись в пьянство и карточные игры, отчаянно истребляя все заработанные деньги.
Тогда-то и прибился к ним земляк из Забайкалья Спиридон Подьяков – крепкий, жилистый, работящий мужик лет пятидесяти. Разница в годах не помешала Куприяну крепко сдружиться со Спиридоном. Из всей артели лишь эти двое ни разу не пригубили ни казённую водку, ни контрабандный китайский ханшин[11]. Вечерами Спиридон много рассказывал о своей прошлой жизни, а она была богатой на приключения. Впрочем, дружба эта была недолгой: в декабре 1885-го Спиридон внезапно заболел тифом и помер. Перед смертью же в чадном дыму зимовья, кашляя и задыхаясь, с трудом шевеля беззубым ртом, опасливым заговорщицким шёпотом рассказал Куприяну тайну открытой им золотой россыпи.
Ещё далёкой-далёкой осенью 1859 года, будучи в Благовещенске, нанялся Спиридон рабочим-шурфовщиком в экспедицию горного инженера Николая Павловича Аквилева, которая в спешном порядке отправлялась на север Приамурья, где летом в бассейне реки Ольдóй
Штáты – в подражание США территория Желтугинского прииска была поделена на пять штатов: четыре русских и один китайский.
Марь – болотистое место в тайге.
Лóкоть – старая мера длины, равная приблизительно 50 см.
Фунт – старая мера веса, равная 409,5 г.
Штýка – здесь: то же, что золотни́к, старая мера веса, равная 4,26 г. На Желтуге за штуку золотого песка в то время давали от 3 до 3,5 рублей.
Ханши́н – русское название китайской водки байцзю́ в Приамурье.