Российский конституционализм: проблемы становления, развития и осуществления. Игорь Кравец
партии и ее руководства. Принятые на съездах или пленумах компартии решения или новая программа определяли основные пути дальнейшего развития советского общества. Они и ложились в основу разработки и принятия очередной советской конституции.
В 60-х годах даже развернулась дискуссия о соотношении нормативных и программных начал в советской конституции[188]. Советский ученый из Прибалтики (Эстонской ССР) В.А. Рянжин в 1963 году выступил с критическим анализом теории конституции, согласно которой она рассматривается как документ, законодательно закрепляющий то, что есть в жизни, и не является программой государства. Он разделил точку зрения ряда советских государство-ведов (В.Ф. Котока, Д.А. Гайдукова), что конституция общества, вступившего в период развернутого строительства коммунизма (а в это верили и академические ученые), не может и не должна ограничиваться только регистрацией уже достигнутого, а должна содержать программные моменты, указания на направления и задачи развития, на его конечную цель[189].
Постепенно, по мере развития возникла своеобразная традиция в советском конституционном праве на стадии построения «общенародного» государства, в соответствии с которой текст конституции должен был определять ближайшие и конечные цели развития данного государства и общества[190]. Несомненно, что такой подход к конституционному регулированию благодаря «руководящей и направляющей роли» правящей партии был экстраполяцией структурной особенности партийной программы, которая обязательно состояла из «программы-минимум» и «программы-максимум».
Таким образом, теория советской конституции включала два аспекта телеологического характера конституционных положений. С одной стороны, конституционные нормы создавались и формулировались в соответствии с положениями партийной программы КПСС, изменение которой создавало политическую предпосылку для принятия новой конституции и обновления конституционных положений о целях развития Советского государства. С другой стороны, именно конституция выступала единственным законодательным актом, где закреплялась главная программная цель Советского общенародного государства – построение бесклассового коммунистического общества[191].
Переходы от авторитаризма к демократии в современном мире, в особенности в странах Восточной Европы, в том числе в России, породили проблему осмысления роли конституционных норм в создании новых демократических систем правления и правопорядка, основанного на правах личности и регулируемой экономической свободе. Новые конституции стран Восточной Европы заострили вопрос о надлежащем соотношении нормативных конституционных положений и тех, в которых сформулированы цели и задачи развития новых конституционных политик.
Ученые конституционалисты и теоретики государства обсуждают проблему, связанную с процессами перехода к демократии
Там же. С. 27;
Как отмечает Е.А. Лукьянова, «с 1918 года традицией отечественного конституционализма стал политико-правовой программный характер конституций. Все последующие конституции (за исключением Конституции РФ 1993 года) включали в себя положения, определявшие программу развития общества, его цели и задачи на определенный период. И когда эти программы выполнялись, ставился вопрос об изменении или принятии новой конституции». –
В отношении Конституции РФ 1993 года с позицией Е.А. Лукьяновой никак нельзя согласиться, хотя нормы-цели и нормы-задачи, содержащиеся в Конституции, носят принципиально иной юридический характер, что будет показано дальше.
По мнению Л.А. Морозовой, в Конституции СССР 1977 года была сформулирована не только главная программная цель государства, но и программа социального развития советского общества, развития прав и свобод граждан СССР. –