Воскресенье. Книга вторая. Дамир Губайдуллин
мой, жизнь мне спасла, а я.…Прости, прости! – Воскликнула Лена, ложась рядом и обнимая девушку. – Можно ваше покрывало? – Обратилась она к женщине.
– Пожалуйста, – ответила та, протягивая шерстяную простыню, – нужно привязать к ногам, тогда точно не соскользнет! На себе далеко не утащишь, хрупка вон какая, одни кости.
– Да уж, какая есть, – махнув рукой, улыбнулась Лена, утирая слезы.
***
– Ну, в добрый путь. Храни вас Бог.
– Мы комсомолки, – поджала губы Лена. Рузилю, снова и снова впадавшую в беспамятство, водрузили на покрывало, постелив под спину подушку из курток. Тащить ее на себе всю дорогу Лена действительно была не в состоянии.
– Это не важно, – глядя Лене в глаза, ответила женщина, вздохнув, – следуйте к церкви Петра, доктор живет совсем рядом, там спросите. Не уехал он еще, не должен был. Торопитесь, дочки, с рассветом, глядишь, опять бомбить начнут.
– Спасибо, – поблагодарила Лена, улыбнувшись и, взвалив Рузилю на плечи, почувствовала, как прогибается спина и подкашиваются ноги. Надеяться на что–то другое не представлялось возможным – рижский транспорт остановился еще вчера.
***
Где–то на берегу реки зажгли костер. Отражение его пламени ровными линиями упало на величественную, но спокойную ночью воду. Ее не тревожили ни постоянные сигналы воздушной тревоги, ни летающие самолеты, ни падающие снаряды. С реки дул ветер, прохладный, освежающий мысли. Город пока мог спать спокойно. Самолеты прекратили налеты до рассвета, ему, врагу, тоже был нужен воздух после тяжелого «рабочего» дня.
Лена опустилась на землю и тяжело вздохнула. Последние метры она тащила подругу сидя, силы совсем покинули ее. Устав от тяжелого пути, девушка решила сделать привал, остановившись у самой реки. Страшно болели спина и плечи, подвернутая нога ныла так, что хотелось выть от отчаяния и обиды. Лена понимала, что ей суждено остаться здесь, в Прибалтике, и встретить неизбежное. То, что изменит ее жизнь навсегда.
«Девчонки, свобода!» – веселая, головокружительно красивая и легкая Лена Ракицкая, в мае, сбегает с крыльца школы, в белом, кружевном платье. Вокруг светит солнце, и идут друзья: молодые, красивые, и безумно счастливые. В ленинградское небо взмывают сони воздушных шаров, звучит торжественный марш.
Это все было в прошлой жизни, Елена Павловна? Теперь наступила другая, эта…?
– Я вижу, что ты не спишь. Расскажи чего–нибудь, – сидя в позе турка у берега, спиной к Рузиле, Лена вернулась в темную ночь, прохладную и пахнущую гарью, – чтобы я не уснула, – чихнула девушка, – ну, все, заболела.
–Подо мной, кажется, шаль, укройся, – тихо сказала Рузиля, приоткрыв глаза.
– Не надо, спасибо, – шмыгнув носом, отказалась Лена, – Галя говорила, ты поешь хорошо.
– Нет…
– Давай, пой. Если я начну, точно рыбы сдохнут.
– Ну, я предупреждала, – вздохнула Рузиля и закрыла глаза, -
«Сине сагынып, сине сагынып,
абау жаным, чит илдә,
ал