Стань моей свободой. Ольга Арунд

      Улыбка разом кривится и, на мгновение прикрыв глаза, я больше не смотрю на Яна, собираясь чеканным шагом пройти мимо. Вот только ему плевать на мои взгляды. Как и всегда.

      – Подожди. – Ян удерживает меня за запястье и встаёт, бросая начатый завтрак. Тосты и сок. Как знакомо.

      – Руку убери, – с приторно-ласковым оскалом угрожаю я. Вокруг становится всё больше народа и наша поза начинает привлекать внимание.

      – Нам нужно поговорить, – игнорирует Ян всё и всех.

      – Это тебе нужно поговорить, – язвительно отзываюсь я и с силой выдёргиваю руку из его пальцев. – Так иди и поговори. С женой, например. – Зря я об этом, ой зря… Потому что на смену серьёзности в его глазах приходит что-то опасное и отчётливо отдающее предвкушением.

      Да и хрен с ним!

      Резко развернувшись, я выхожу из ресторана, ведомая единственный желанием – не единым жестом не дать понять насколько горит кожа там, где он её коснулся.

      Холл, крыльцо, ступени. До машины остаётся всего ничего, и я горжусь тем, как преодолеваю это расстояние. Спокойно и уверенно, даже Ян не догадался бы, что творится у меня внутри. Снова. Чтоб тебя!.. Надо было послушать Андрея, плюнуть на встречу и возвращаться. Мы бы как раз успели заселиться в тот отель…

      Сумка сильно ударяется о ручку пассажирской двери, чересчур громко хлопает водительская дверь, а я завожу мотор, не глядя на подрагивающие ладони.

      Вот это я вовремя вспомнила. Теперь у меня есть приличный такой аргумент в ответ на любую его пакость – он женат. Вот пусть и катится к миленькой, восторженной и светленькой жёнушке.

      Семь лет назад удержаться от интереса к её персоне было выше моих сил. Не факт, что их хватило бы даже сейчас, так что я знала, о чём говорю. Лорукина Александра Анатольевна была девятнадцатилетней порхающей феечкой с выгодной семьёй, и я бы поняла Яна, если бы дело не касалось меня лично. Худенькая и хрупкая, с большими зелёными глазами и длинными волосами цвета льна, она вызывала во мне лишь жалость. И злорадство, потому что чёрта с два Ян решится делать с ней то, чем, к обоюдному удовольствию, занимались мы.

      Хотя хрен его знает, что там плавает, в этом тихом омуте.

      Понимая, что пауза затягивается, я беру себя в руки и трогаюсь с места. И фигура Яна на крыльце гостиницы мне всего лишь кажется.