Андрей Белый. Между мифом и судьбой. Моника Спивак
играющим радугам
От свершенья к свершению
Он взошел, он растет, он творит.
О, содружество праведных!
О, сотворчество истинных!
О, сердца, неподвластные Злу!
Сладко ль слушать вам праздничных
Алконостов и сиринов,
Гамаюнов восторг и хвалу?
<…>
Кремль Небес! – Разорвалось бы
Сердце наше кровавое.
Если б внутренний слух уловил
Не моленья, не жалобы —
Хор, бушующий славою
В час явленья им ангельских сил473.
А в разделе «Василий Блаженный» (третий раздел первой главы) утверждается, что увидеть «крылья Гамаюновы» и услышать «пенье Алконостово» можно и в самом центре Москвы, на Красной площади, при созерцании чуда зодчества, храма Покрова Божией Матери:
И, как отблеск вечно юного,
Золотого утра мира,
Видишь крылья Гамаюновы,
Чуешь трель свирели, – чью?
Слышишь пенье Алконостово
И смеющиеся клиры
В рощах праведного острова,
У Отца светил, в раю474.
Москва как место присутствия райской птицы Сирин фигурирует и в пространном стихотворении Сергея Соловьева «Москва», входящем в цикл «Шесть городов», посвященный русской истории (1906–1909). Вполне в духе традиций московского младосимволизма Соловьев рассматривает старую столицу как религиозный центр, центр исторический и мифологический. Стихотворение насыщено историческими реалиями и символами, призванными утвердить представление о Москве как о «Третьем Риме» и «Граде обетованном» и вместе с тем показать уютность старомосковского мира, его хрупкость и обреченность:
Не замолкнут о тебе витии,
Лиры о тебе не замолчат,
Озлащенный солнцем Византии,
Третий Рим, обетованный град.
Не в тебе ль начало царской славы,
Благочестьем осиявший мир,
Семихолмный и золотоглавый,
Полный благовеста и стихир.
Нега флорентийского искусства
Праведным велением царей
Здесь цвела. Молитвы Златоуста
Возносились к небу с алтарей.
В греческих законах Иоанны
Изощрясь, творили хитрый суд,
Здесь Феодор, крин благоуханный,
Был молитвы избранный сосуд.
В фимиаме расцветали фрески
По стенам. В кадилах золотых
Ладан голубел. Сияли в блеске
Раки чудотворные святых.
Жены, девы, чистые, как крины,
Веры возвращали семена
И Анастасии, и Ирины
Памятны честные имена475.
В ряд исторических и религиозных символов ставит Соловьев и Сирина. Его изображение московская царевна старательно вышивает на плате.
Звон к вечерне. Вечер. Поздно.
Розовеют гребни льда,
И горит зарей морозной
Обагренная слюда.
«То-то князю буду рада,
То-то
Там же. С. 114–115 (Гл. четвертая. XII. Святая Россия. 1955–1958).