Тропа пьяного матроса. Владимир Михайлович Гвановский
расу и Метод 7Р0. В ответ я пошутил про нью-эйдж и оккультные практики, после чего мы больше не ходили в совместные походы. С тех пор прошло пять лет, и, судя по внешнему виду Пелагеи, в её мире ничего не изменилось: на шее болтались амулеты, нашитые руны покрывали камуфляжную куртку. Подруги выглядели ещё суровее: брюнетка щеголяла в довольно грязном самодельном костюме единорога и всё время косила взгляд куда-то вбок; третья девушка, бритая наголо, стояла в тельняшке и трусиках, невзирая на промозглую погоду.
Пелагея прищурилась, поглядев на нас; Надя ответила ей взглядом, полным презрения. По кислому лицу моей подруги я понял, что она хочет уйти куда-нибудь подальше, но впереди уже начинался каньон. Мы поставили палатку метрах в тридцати от странной компании. Из ущелья неприятно тянуло, травы покрылись изморозью, поэтому я быстро разжёг костёр, сварил глинтвейн, и Надя заулыбалась, щёки порозовели. Напившись горячего вина, мы всё бросили – недоеденную кашу в мисках, котелок, сладости – и полезли в палатку.
Проснулись глубокой ночью от странного звука – далёкого ритмичного гула, похожего то ли на музыку сельской дискотеки, то ли на рёв двигателя трактора. И этот трактор-праздник быстро приближался, ломал на своём пути деревья, двигаясь со стороны вершины Сотира – а дороги оттуда в нашу сторону не было и в помине, там обрыв и буковый лес. Я хотел сказать Наде, которая тоже проснулась и вцепилась в мою руку мёртвой хваткой: «Это невозможно!» – но не мог разжать губы. Вибрация вжала меня в спальник, лишила сил, наполнила страхом. Такое состояние случалось со мной только однажды, в детстве, когда я подростком во сне увидел над дверью комнаты огромные опущенные веки, а под ними невыносимое пламя. Веки приподнялись чуть-чуть – я услышал тихий гномий смех в углу и свой собственный хрип. И теперь я не мог пошевелиться, как будто меня сверху придавила могильная плита. Словно вторя этой мысли, вибрирующее нечто остановилось у палатки и начало сминать её сверху. Над головой лопнул альпеншток, и сквозь пелену ужаса в голове пронеслась мысль: «А палатку-то я у физрука взял! Как же возвращать?» Внезапно в стороне раздался высокий женский голос – он отчётливо и неторопливо начал произносить мантру: «Распроёбанец хуев, зело разъёбаный до требухи пиздодыры вселенской хуеглот, яко вздрочённый фараонов уд, промудохуеблядская пиздопроёбина, архиереева залупа, оной плешь, Иерихонская пиздищи елдачина, зарубка Алексашковой наизнатнейшия мотни, блудоебливый афедрон, ёбаный Приаповой дубиной стоеросовой, Вавилонския блядищи выблядок, мудило вельми отхуяренный, пиздоебательной пиздины пиздорванец особливо охуелый, кляп вздыбленный ебливище пиздоторчащего хуищи аллилуйя!»
И пока раздавалась эта странная матерщина, вибрировавшее нечто оторвалось от палатки и устремилось прочь, ухнуло упавшее неподалёку дерево, посыпались камни. Ко мне возвращались силы и возможность двигаться, а вместе с ними накатывала злость. Я трясущимися руками расстегнул полог палатки.
На