Сансара. Оборот второй. И пришёл Творец. Мила Бачурова
в ду́ше. Или ещё в душе, это смотря как посмотреть.
– Наоборот, – сказал я ему с воодушевлением. – Заходи-заходи, у меня, когда никто не смотрит, плохо получается. Болезнь такая, психическая. Меня потому и в армию не взяли.
– Ррррррромантика! – обрадовался ворон.
Гримуэль озадачился от такого откровения. Диана привычно пропустила мою пургу мимо ушей.
– Что, наконец-то человеческая жратва? – Она соскочила с кровати, преградила путь тележке и сняла пару крышек; запах усилился. – Зашибись! Эй, ты! – повернулась она ко мне. – Марш в ванную, приведи себя в порядок. Завтракаем и выдвигаемся.
Куда выдвигаемся – я уточнять не стал. Против завтрака на ночь глядя тоже ничего не имел. Ну и против ванной, куда меня послали, тоже. Я ж не виноват, меня послали. Вот сейчас зайду, и…
Дверь открылась мне навстречу, и из ванной вышла счастливая распаренная Фиона в таком же, как у Дианы, халатике. В халатике закономерно не было прорези под хвост, и он выглядывал из-под халатика, немного приподнимая его сзади. Мокрый и жалкий.
– Костя, ты проснулся? – воскликнула Фиона. – А я всю горячую воду спустил.
– Это ничего, ему сейчас как раз на пользу, – отозвалась Диана с набитым ртом.
Я оглянулся. Мальчишка-лифтёр, разинув рот, смотрел на Фиону и краснел. Гримуэль невозмутимо сидел в кресле и крутил пальцами посох. Диана, склонившись над тележкой, дегустировала блюда. Если она в таком же духе продолжит, боюсь, и от тележки скоро одни колёсики останутся.
Отодвинув Фиону, я вошёл в заполненную паром белоснежную ванную комнату, в точности слизанную с нашего мира. Плитка на полу и стенах, ванна со всякими хитрыми дырочками, из которых бьют всякие хитрые струйки для удовлетворения купающегося в самых разных местах, душевая кабинка. О, унитаз! Интересно, а унитаз в окно можно выкидывать? Нажрусь – обязательно выкину, может, новую моду введу. Может, мне тоже памятник поставят.
***
– Меня бесит твоя футболка, – заявила Диана.
С завтраком мы покончили и собрались выходить в свет. Мальчик-лифтёр так и не набрался смелости заговорить с Фионой. Она, если б в глубине души была девочкой, заметила бы страдания несчастного и помогла, либо поглумилась – ну, разные девочки бывают, чего уж. Но взгляд Филеаса больше обращался к мини-бару, либо просто блуждал. Мечтательная натура.
И мальчик ретировался, никем не понятый и печальный, заставив меня задуматься: а нахрена я, собственно, ему надежду подавал? Сложный вопрос, философский. Зачем я говорю то, что говорю? Человек, который найдёт ответ на этот вопрос, заслужит моё глубочайшее уважение.
– Осторожнее! – сказал я, трепетно расправляя футболку. – Это моя любимая. По моему любимому мультику.
– Угу, настоящий мужчина. До сих пор мультики смотришь? А в кроватку не писаешься, не?
– Бывало, – признался я. – В общаге ночью туалет искал, не в ту дверь зашёл. И вот что я вам скажу: одновременно пи́сать и драться – не каждый Брюс Ли сумеет.
– Пьяный был? – вздохнула Фиона.
– Ну