Белые одежды. Не хлебом единым. Владимир Дудинцев
вскочил было – хотел посмотреть поближе, поднять крышку. Но Туманова тронула его властной рукой.
– На-а место! Заглядывать туда нельзя. Там сидит джинн.
– По-моему, тебе его Кеша Кондаков подарил. А?
– «Подарил!» – Она усмехнулась. – Ничего себе подарил! За пятьсот целковых. Ты сундучок, значит, видел у него? Сволочь какая, говорил, что ни одна душа… Я же отвалила ему не за деревяшки, а за тайну…
– Нет, Антонина Прокофьевна. Я у него сундучка не видел. Только слышал о нем. Историю этого сундучка.
– Я давала ему сначала сто. «Нет, – говорит, – в деньгах такие вещи не оцениваются. Это же историческая ценность! Я даже стихи написал!» – «Ну, на тебе тогда двести за историческую ценность. И триста за стихи». Сразу притащил.
– Стихи я знаю. «Был Бревешковым – стал Красновым, был Прохором, теперь ты – Ким».
– Откуда узнал?
– Он сам мне на улице…
– Трепло! – прошипела Туманова, ударив кулачком с перстнями по подушке. – Трепло вонючее на дамских каблуках! И бабник страшный. Которая понравится – та и его. Как мой… А стихи писать умеет…
Они умолкли. Федор Иванович опять взял в руки рамку с литографией.
– А что, твой Краснов – боится грехов своей молодости?
– У него и сейчас их хватает. Только теперешние способствуют карьере, а старые могут отразиться…
– Так, наверно, все давно известно там, где интересуются. И о папаше Бревешкове, и о верном сынке.
– Может, и знают. А может, и не всё. Может, знают, а делают вид, что не знают. А тут как пойдет такая легенда про сундучок, и не хочешь, а придется заинтересоваться. В анкетах он писал кое-что, а от меня, когда ухаживал, утаил.
– Оч-чень интересно, – задумчиво сказал Федор Иванович.
– Хочешь, приятное тебе скажу? Ваши биологические дамы все время держат тебя на прицеле. Наблюдают и делятся. Тут мы недавно с Леночкой о тебе хорошо потолковали. С маленькой этой, с Блажко. Что у меня тогда с Троллейбусом была. По-омнишь?
– Кажется, припоминаю…
– Все расспрашивала, откуда я тебя знаю, да каков ты с изнанки, был ли женат? Был ли женат!
– Она должна на меня смотреть как на пугало. Ведь я здесь отличился!
– Да, Федя, ты отличился. Мы об этом тоже говорили. Она сказала: «У нас некоторые считают, что он опасен. Я тоже сначала так думала». Я как почувствовала этот ее интерес, сразу стала на твою защиту. «А что, – говорю, – он должен был делать? Это же его служебный долг! Вот полковник у нас есть из шестьдесят второго дома, Свешников. Что же ему – в адвокаты теперь? Кто-то и там нужен. На то и щука в море, чтоб ваш, детка, карась не дремал!» Видишь, как я за тебя. Цени-и!
– Да-а… Щука – это ты хорошо. Это очень лестно.
– А почему ты, Федяка, до сих пор не женился?
– Армия и война. Я ведь только в прошлом году бросил костыль.
– Ну, я тебя здесь женю. Побудешь еще месяца три – жену в Москву увезешь. А меня ты должен пожалеть, слышишь? И пресечь этого поганого поэта. Чтоб не распространялся.
– А что тебе этот