Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник). Андрей Константинов
выражением на лице харкнул на тротуар, потом достал сигарету и сказал:
– Слышь, Палестинец, проснись… Надо что-то с бабами решать. Или я за себя не отвечаю – могу ведь и к тебе начать приставать. Так что – думай!
– А что – думай? – возмутился Обнорский. – У меня в Москве ни одной знакомой бабы, кроме жены. Бывшей к тому же. Так что чего я-то?.. Кто из нас москвич?
– А кто из нас студент? – тут же парировал Новоселов. – Я из казармы не вылезал – когда мне было с девушками знакомиться…
– Да-да-да, ой-ой-ой, – противным голосом подхватил Андрей. – Тяжелое детство, железные игрушки… Знакомые песни… Не надо косить под юродивого, товарищ курсант. Ах, простите – лейтенант. Из казармы он не вылезал… Да у вас в ВИИЯ курсисток полно…[78]
– Это – святое, – сказал Илья строгим голосом, подняв к небу указательный палец. – Курсистки, конечно, есть. Но трахаться с ними опасно.
– Чем же? – не понял Обнорский. – У них что, там зубы растут?
– Зубы у них растут там, где определила природа, – снисходительно пояснил Новоселов. – Но у них всех папы, которые могут сделать с тобой такое, что похабные ужасы, о которых вы, коллега, тут говорите, покажутся детскими забавами. Женят в один присест – квакнуть не успеешь. Или – невыездной навеки. Так что давай про курсисток не будем. Другие предложения есть?
– Какие тут могут быть предложения, если у нас даже с блядями ничего не вышло, – хмыкнул Андрей. – Глаза у нас, видите ли, не такие…
– Минуточку, коллега, ваш перевод неточен, – сказал Илья, манерно затягиваясь сигаретой. – У нас не вышло не с блядями, а с проститутками, будем точны в терминологии, это в данном случае важно. Проституция – это профессия, а блядство – черта характера или, если хочешь, состояние души. Бляди – они необязательно за деньги трахаются, а скорее по внезапно возникшей симпатии… Давай подумаем, где два симпатичных интернационалиста при деньгах и хате могут нарыть таких душевных блядей…
Ребята начали перебирать возможные варианты. Лимитные общежития были забракованы сразу, дискотеки остались под вопросом (тем более что функционировали они лишь вечером), на бары и рестораны надежды было уже мало.
– Подожди, – сказал наконец Обнорский. – В нашем универе самыми блядскими считались два факультета – журналистики и филологический. На них бабы совсем без тормозов – где ее сгреб, там, как говорится, и… ну ты понял. Я, конечно, не знаю, как обстоят дела в Москве, но мне кажется, что особых видовых различий быть не должно…
– Постой-ка, постой… В этом что-то есть. – Илья глубоко задумался, а потом решительно кивнул и сказал голосом Горбачева: – Уверен, шо убежден. И это питает мою позицию.
Поскольку журфак был совсем неподалеку, друзья решили отправиться именно туда. Входя в «храм науки»,
В Военном Краснознаменном институте действительно был так называемый женский факультет. По ходившей среди переводчиков легенде, его открыли специально «под дочку маршала Гречко», в то время бывшего министром обороны СССР. Девушки, правда, в казарме не жили, но после окончания ВИИЯ получали воинское звание лейтенанта и становились военными переводчицами. Конкурс на этот факультет был огромным, в основном там учились дочки высокопоставленных военных и гражданских чиновников. Попасть туда какой-нибудь Золушке со стороны было делом практически нереальным.