Социология. В. А. Бачинин
в морально-правовом пространстве государств-полисов очаги дисномии, распространяли настроения неверия в целесообразность цивилизованного правопорядка.
Интеллектуально-поисковая активность Сократа имела противоположную, чем у софистов и циников, направленность. Он исследовал нравственно-правовые предписания, руководствуясь как познавательным интересом, так и стремлением доказать всем и каждому недопустимость отрыва единичного от всеобщего, частных интересов от интересов государственного целого. Гегель писал: «Сократ выступает теперь с убеждением, что в настоящее время каждый должен сам заботиться о своей нравственности; так он, Сократ, заботился о своей нравственности с помощью сознания и размышления о себе, ища в своем сознании исчезнувшего в действительности всеобщего духа; так он помогал другим заботиться о своей нравственности, пробуждая в них сознание, что они обладают в своих мыслях добром и истиною, т. е. тем, что в действовании и знании есть само по себе сущее. Теперь люди больше уже не обладают последним непосредственно, а должны запасаться им подобно тому, как корабль должен делать запасы пресной воды, когда он направляется в такие места, где ее нет. Непосредственное больше уже не имеет силы, а должно оправдать себя пред мыслью.» (Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Кн. 11. Л., 1932. С. 55).
Восстановление прочности нравственных устоев означало для Сократа обращение к духовным резервам личности, к ее познавательным способностям, к социализирующему, культуросозидающему потенциалу знания как такового. Все человеческие знания Сократ подразделял на два типа. Первый – знания, которые позволяют человеку верно прогнозировать и удачно осуществлять житейски выгодные шаги. Из знаний такого рода складывается индивидуальная рассудительность. Именно ею обладали софисты, пытавшиеся и в других развивать это свойство. Второй вид – знания, дающие человеку понимание высших жизненных ценностей.
Социологемы номоса и дисномоса
Для Сократа падение общественных нравов было очевидно. Распадалась былая всеобщность коллективно-родового духа, оседали и рушились устои прежнего, унаследованного от патриархальной эпохи единения. То, что некогда было родовым «мы», теперь рассыпалось на множественность отдельных «я». И чтобы удержать их в прежнем состоянии общей целостности, было уже недостаточно ни реликтовых психических формообразований, основанных на коллективном бессознательном, ни духовного потенциала общей для всех эллинов олимпийской мифологии и столь же общего гомеровского эпоса. Даже процессы активного законотворчества в греческих полисах не могли приостановить угасание духа солидарности, поскольку апеллировали прежде всего к внешним социальным факторам, слабо затрагивая внутренние, мотивационные структуры индивидуального сознания. Для единичного рассудка утратила прежнюю значимость всеобщность божественного Закона. Роль ведущей движущей силы стала переходить