Гойда. Джек Гельб
будто бы сей чужеземец пребывает в отличном свойстве с Андреем Курбским, который уже успел немало прославиться живым и пытливым умом своим. Быстро оба чужеземца прослыли латинами, да притом учёными мужами. Заслугу их высоко ценили при дворе короля Жигимона, который с превеликим удовольствием внимал речам бывших придворных самого Иоанна Васильевича.
Вымотанный собственным волнением, Юрий Горенский рухнул в кресло, устланное подушками. На утомлённом суматохой лице выступил пот. Князь вытер лицо белым платком, стараясь унять волнение, охватившее его душу. С осторожным трепетом извлёк он грамоту, хранившуюся у сердца. Осторожно расправил он послание от брата своего. Серые глаза вновь пробежались по строкам.
«Юрий, брат мой, Господь помиловал меня! Успел я домчаться до границы, резвый конь не изменил. Уж мчусь к тебе в Утену. Надо было мне с тобою отправляться. В тот день не ведал я, сколь мало времени отведено мне. Нынче чую смерть за своей спиной. Эти черти во главе с Иоанном не достигнут меня нынче.
Страшным проклятием опричнина опустилась на нашу родную землю. О страшном, об истинно страшном и богомерзком поведаю тебе, брат, да всё при встрече. Молюсь, чтобы видения этих проклятых кромешников отпустили меня.
Милосердием Господа, чай, не далёк тот час, как будем вновь вместе.
Пётр»
Юрий не спешил убирать послание. Он вновь и вновь пробегал взглядом по этим строкам и лишь после того осторожно сложил бумагу, боясь оставить хоть след на письме. Не ведал, никак не ведал князь Горенский, с каким посланием примчится гонец к дому его. Несколько мгновений Юрий стоял на пороге. Он слышал речь гонца, и речь та была родною, русской, да не мог он взять в толк слова те.
– Брат мой перебрался чрез границу. Отчего ты льёшь этот яд ртом своим поганым? – спросил князь.
Гонец сглотнул да осмотрительно отступил назад, ибо могуч был Горенский в силе да росте своём.
– Казнён, – кротко повторил гонец.
Юрий захлопнул дверь, да с такою неистовой силою, что та едва ли удержалась на кованых петлях. Ночью того же дня раздался стук в дверь. Открыл мальчик-прислужник да поднял взгляд на гостя.
– Хозяин дома? – спросил Курбский, чья фигура и стояла на пороге.
Мальчик тотчас же закивал, прикусил палец свой, сжатый в кулак. Андрей без приглашения переступил порог дома. Прислужник, несмотря на малый рост свой, непременно бы вступился за своего хозяина, не будь Курбский частым и званым гостем здесь.
– Юра! – громовым басом вопрошал Андрей, обходя комнату за комнатой.
Наконец он поднялся по дубовой скрипучей лестнице на второй этаж, где завидел во мраке коридора приоткрытую дверь, откуда лился слабый свет. Туда-то князь и устремился. Едва приоткрыл дверь, так тотчас же застыл на пороге. Хозяин дома полулежал в кресле. Взгляд его безжизненно уставился на едва дышащий жаром огонь. Под ногами у Горенского лежали пустые бутылки. Некоторые из них были поддеты трещинами, иные и