Бесовка. Евгения Минаева

      Алина бродила по сине-красным коридорам, раздвигая телом обрывки влажной мясистой ткани. Ткань свисала с потолка, потолок терялся в темноте. Алина искала выход.

      Женщины в белоснежных халатах и таких же белоснежных шапочках шли впереди, будто показывая дорогу, но на деле запутывая Алину все больше.

      Пол был в красных разводах – весь – и Алина понимала, что это кровь. Но почему-то было не скользко, хотя кровь была свежая, и пол, по идее, был мокрый.

      Странно.

      Алина пыталась кричать женщинам в белых халатах, чтобы они остановились, наконец, и вывели ее из этого лабиринта Фавна, но говорить не получалось. Изо рта вылетало лишь невнятное мычание.

      Зато Алина начинала слышать звуки. Кто-то плакал рядом – громко.

      Очередная мясистая занавеска загородила проход, Алина попыталась отодвинуть ее, но руки были тяжелым-тяжелыми и отказались подниматься.

      Внезапно красно-синее окружение стало светлеть. Откуда-то сверху полился холодный свет. Алина видела его сквозь веки. Свет становился все белее и белее и превратился в потолок.

      Свет был белым, а потолок – нет. Он был грязно-белым, с большим количеством трещин и старым плафоном больничной лампы.

      Алина пялилась в потолок порядком подсохшими глазами, отчего-то не чувствуя дискомфорта.

      Через несколько секунд она моргнула и ощутила тошноту. Впрочем, не настолько сильную, чтобы искать таз. Желудок перед наркозом должен быть пустым, и был, так чем там тошнить?

      Алина обвела взглядом свое тело, лежащее на больничной койке. Бело-желтая крепкая простынь, оставшаяся еще с советских времен. Вторая, сложенная в несколько рядов – под Алиной. Следы от капельницы на руке.

      Ну вот и все, а ты боялась.

      Разобравшись с собой, Алина повернулась на бок и тут же столкнулась взглядом с соседкой по палате. Красные глаза, мокрые щеки. Так вот, чей плач она слышала сквозь наркотический сон.

      Сидевшая рядом с соседкой женщина – тоже пациентка их палаты – тихо выговаривала:

      – Не плачь. Не плачь. Бог дал одного ребенка, даст и второго. Значит, не время для тебя еще…

      «Точно! – вспомнила Алина. – Это же Надя, у нее замершая была. Она тут три дня лежала, все надеялись, что беременность нормальная. Увы».

      Сегодня утром, всего несколько часов назад, они вместе с Надей стояли в очереди в большую операционную, куда женщины приходили на своих ногах, а уезжали на каталках под простынями.

      Голова немного кружилась, но головокружение быстро проходило. Алина отходила от наркоза, оставалось лишь чувство нереальности произошедшего в последние часы. Да врезались в память страшные красно-синие лабиринты.

      «Привидится же!» – подумала Алина, цинично пытаясь отбрасывать мысли о страшном. Игнорируя вообще все, что видела и сделала.

      Запиликал телефон. Писала бабушка. «Алиночка, ты все? Ты как?»

      Алина написала в ответ: «Бабушка, я хорошо. Отхожу от наркоза».

      Бабушка начала набирать новое сообщение, набирала долго, Алина устала смотреть на три точечки. Потом точечки пропали. Сообщение так и не пришло.

      Алина отложила телефон. Она итак примерно предполагала, что писала бабушка.

      Бабушка Ира была против аборта и умоляла оставить ребенка. «Если сама не хочешь заниматься, оставь мне, – просила она. – Я не старая еще, всего-то шестьдесят три. Бог даст, дотяну твоего мальчугана до университета, а может и на свадьбе его погуляю».

      Она отчего-то была уверена, что Алина ждет мальчика.

      Но Алина с первого же дня как узнала о беременности, настроилась на аборт. Она очень любила бабушку: та вырастила Алину, когда мама Алины – дочь бабушки Иры – утонула по-дурацки во время поездки на Черное море. Папа Алины очень быстро женился снова, двенадцатилетняя Алина сама не захотела жить с мачехой – у той была своя дочь от первого брака. Папа, к счастью, настаивать не стал. Разрешил дочке жить с бывшей тещей, сам навещал Алину по два раза в неделю. К совершеннолетию визиты сократились до двух в месяц, а сейчас Алина и папа общались по разу в сезон. Мачеха родила папе сына, и тому стало не до взрослой дочери.

      Алине исполнился двадцать один год. Не тот возраст, в котором девушкам хочется заводить детей, да еще и неустроенным по жизни девушкам. Алина была именно такой. Школу она окончила посредственно, на экзаменах в институт Технологии и дизайна провалилась, пошла в колледж, но и там не срослось… Алина плюнула на учебу – на время, как она сказала бабушке, насовсем – как думала на самом деле. Устроилась на одну работу – продавцом, потом на другую. Сейчас работала официанткой в ресторане итальянской кухни и пока всем была довольна: привлекательной девушке