Террористический акт, захват заложника, бандитизм. Михаил Павлик
rel="nofollow" href="#n_150" type="note">[150]. Законодатель исключил термин «шайка», который с этого момента использовался в юридической терминологии в качестве квалифицирующего признака иных преступлений[151]. Новая редакция нормы об ответственности за бандитизм, соответствующая ст. 17 Положения, была введена в Уголовный кодекс (ст. 593)[152]. Существенным нарушением принципа законности в законодательстве первых десятилетий Советской власти являлось применение аналогии и расширительного толкования уголовно-правовых норм, причем такая судебная практика санкционировалась высшими судебными органами. В частности, в разъяснении по делу Чупятова, совершившего ограбление почты совместно с другим, скрывшимся от суда лицом «по предварительному с ним уговору», Президиум Верховного Суда РСФСР указал, что участие в этом преступлении двух лиц достаточно для признания наличия банды в смысле, указанном в ст. 593 УК РСФСР 1926 г. (протокол № 5 от 7 марта 1927 г.)[153]. В другом разъяснении Президиум Верховного Суда РСФСР рекомендовал квалифицировать по аналогии со ст. 593 УК со всеми вытекающими последствиями в отношении репрессии «кражи личного домашнего имущества у находящихся на полевых работах колхозников, совершаемые организованными группами или классово враждебными элементами» (протокол № 43 от 4 августа 1933 г.)[154]. В постановлении № 45 Пленума Верховного Суда СССР 1933 г. рекомендовалось квалифицировать «случаи самосуда (самочинных действий, направленных против действительных или мнимых преступников и совершаемых лицами, не уполномоченными непосредственно принимать те или иные меры воздействия), когда он носит особо издевательский характер и по специальной принадлежности участников является классовой вылазкой или актом мести со стороны классовых врагов, хотя бы он был учинен не группой, а отдельными лицами» по аналогии, как бандитизм по ст. 593 УК РСФСР и соответствующим статьям уголовных кодексов других союзных республик[155]. На практике даже имели место случаи, когда как бандитизм квалифицировалось изнасилование, совершенное большим количеством вооруженных преступников (чубаровское дело в Ленинграде)[156]. Как отмечал А. А. Пионтковский, вышеприведенные указания Верховного Суда РСФСР (СССР) были обусловлены стремлением усилить наказуемость особо тяжких преступлений, которые в тот период наказывались недостаточно сурово[157]. Аналогия и расширительное толкование некоторых уголовно-правовых норм применялись и при квалификации других представляющих повышенную общественную опасность деяний[158]. Так, в постановлении Президиума Верховного Суда РСФСР от 17 марта 1935 г. (протокол № 14) было указано: «Суды должны… усилить репрессию против хулиганов, применяя к злостным хулиганам лишение свободы. Как бандиты должны караться те особо опасные хулиганы, которые совершают хотя бы одиночные нападения, но связанные с убийством или вооруженным сопротивлением органам власти (насилия,
В частности, Президиум Верховного Совета СССР Указом от 4 июня 1947 г. постановил усилить уголовную ответственность за кражу, совершенную «воровской шайкой». Пленум Верховного Суда СССР в постановлении № 6/4/У от 19 марта 1948 г. разъяснил понятия «шайка» и «организованная группа», употребляя их, как синонимы (см. об этом подр.:
Следует отметить, что соответствующие составы преступлений были предусмотрены и уголовными законами союзных республик. Существовала лишь некоторая особенность формулировки статьи о бандитизме в кодексах республик Средней Азии, где данное преступление получило название басмачество (от слова «басмак», что значит – «насиловать», «притеснять», «грабить») (см.:
Сборник разъяснений Верховного Суда РСФСР. 2-е изд. М., 1931. С. 382–383.
Сборник разъяснений Верховного Суда РСФСР. 4-е изд. М., 1935. С. 253.
Уголовный кодекс РСФСР. Официальный текст с изменениями на 1 сентября 1943 года и с приложением постатейно-систематизированных материалов. М., 1943. С. 185.
Курс советского уголовного права. Часть Особенная. Т. IV. М., 1970. С. 162.
Рассуждая об этом, Ю. Е. Пермяков пишет: «Если деяние, по мнению субъекта квалификации, заслуживает строгой моральной оценки, но уголовный закон либо вообще не предусматривает уголовной ответственности, либо устанавливает санкции, не отвечающие карательным притязаниям субъекта, есть серьезные основания ожидать применения закона по аналогии или расширительного толкования тех его норм, которыми предусмотрена повышенная уголовная ответственность (см.: