Мотря. Украденная душа. Ольга Артемова
маленькой. Ради нее жила. Не дошёл до нас немец. Погнали его назад
А в сорок пятом замирились. И фронтовики потихоньку возвращаться стали. А вслед за ними и Мотря в село вернулась, да не одна, а с девочкой маленькой, с дочкой. Молчком доски от окон отодрала и стала порядок наводить. А дом ее как раз напротив нашего с Максимом стоял. Вот сижу я у окна, пинжак перелицовываю плюшевый и вижу, что шныряют к ней во двор какие-то люди. Да не в открытую, а с оглядкой. А потом слух пошел, что темными делами соседка занимается Привороты делает, от детей нежелательных избавляет, роды тайно принимает. За одно лето на селе три девки от кровотечения умерли, сроду такого не бывало. Сторониться ее стали люди, десятой дорогой обходили при встрече, а ей хоть бы что. Только теперь днем стали реже к ней гости ходить, чаще по темному прокрадывались.
Девочка ее хорошенькой росла, беленькой. Дуней ее звали. Так Мотря ее вообще почти на улицу не выпускала. И в школу бы не отдала, да комиссия к ней приходила из РОНО и пригрозила, что если сама дочь в школу не приведет – заберут Дуню в интернат. Нечего делать, отвела в первый класс, как раз и Раечка в школу пошла, попали девочки в один класс, и как прилипла Дунька к моей Раечке. Мать ваша девочкой скромной росла, доброй. Жалела всех. Вот и Дуню пожалела. Вроде подружились они. В школу вместе, из школы вместе.
Как-то по весне ушла Раечка к деду с бабкой, стук-стук – Дуня пришла. Забыла чего-то там в школе записать по урокам. Я ей говорю: «Ушла Рая, но должна вот-вот прийти. Ты через часок зайди».
А Дунечка: «Тёть Варь, можно я у вас посижу, Раю подожду. У вас так хорошо, светло, спокойно. Боженичка с иконами и лампадкой. А у нас вечно шторки задёрнуты, и икон нет. А мать вроде молится, а не пойму кому. И мне велит на печке сидеть и не подглядывать. А на днях ей Зойка Зименкова петуха черного принесла по темному. Я не спала, видела: они во дворе ему голову отрубили. А потом долго в избу не шли. Все чего-то во дворе делали. И мама Зойке пузырек потом сунула в карман. А Зойка два десятка яиц нам оставила».
Я так и похолодела. Утром баба приходила, соседка Зойкина, новость принесла: Зойка в поле родила преждевременно, а ребеночка в овражке притопила в болотце. И дальше полоть свеклу стала. А тут агроном поля на лошади объезжал, да и приспичило ему сильно. Он в овражек-то и спустился. Присел у болотца, а из трясины ручка детская торчит. У него со стразу мигом все вылетело. Выскочил наверх, а недалеко Зойка одна, вроде как полет. Ну он в район и с милиционером назад. Подхватили девку, и на следствие. Она и призналась, что вытравила ребёнка и в болоте утопила. Но кто ей зелье дал не призналась.
Онемела я, сижу, иголкой работаю. Не знаю что и говорить. Вдруг дверь хлопнула – Мотря заходит. На нас с Дуней сердито смотрит. Девочка аж побелела вся, испугалась. Тоже молчит. Я в руки себя взяла и сказала:
– Здравствуй, соседка. Проходи, присаживайся. Пока Дуня Раечку ждёт, я ей показываю, как сметывать пинжак надо. Вырастет – пригодится ей.
– Некогда мне рассиживаться, дел по горло. Домой,