Сестры Эдельвейс. Кейт Хьюитт
брошюр и оставила по всему городу – пришпиленными к стене или двери, на ступенях фонтана, в библиотеке или в универмаге на Альтер-Маркт, которым управляли евреи.
Каждый раз, доставая из сумки брошюру, она вся дрожала, но чем дальше, тем больше у нее становилось смелости продолжать. Вот я какая, с удивлением думала она. Вот какой я могу быть. Такой же смелой, сильной и целеустремленной, как Ингрид. Умеющей верить и действовать. И способность быть невидимкой пригодилась тоже – никто не замечал девушку с похожим на картофелину лицом, которая чуть замешкалась в дверях или у рыночного прилавка. Никто не обращал на неё внимания, и это было хорошо.
Теперь, спустя два месяца после той первой встречи, устроившись за одним из столиков в глубине, Биргит чувствовала себя в этой обстановке если не совсем уверенно, то, по крайней мере, более комфортно.
Она встречалась с людьми взглядами, улыбалась и кивала, хотя не знала их имён. Ей нравилось чувствовать себя – нет, не значимой, но полезной. Нужной. Причастной к чему-то.
– А вот и наша маленькая католичка. – Ингрид, ласково усмехнувшись, подсела к Биргит. – Ты раздала все брошюры, какие я тебе вручила?
Биргит кивнула, не в силах скрыть гордости.
– Да. Все.
– Хорошая девочка. – Хотя Ингрид было всего лет тридцать или около того, она казалась гораздо солиднее и опытнее, так что Биргит почувствовала себя ученицей, которую хвалит учитель.
– Я так и не спросила, откуда ты знаешь моего отца, – сказала она, когда Ингрид закурила. Она не могла себе представить, чтобы Манфред общался с кем-то похожим на участников собрания; он презирал коммунизм и его антикатолическую риторику.
Ингрид довольно весело посмотрела на Биргит, щёлкнула спичкой и бросила ее на пол.
– Несколько месяцев назад мы помогли друг другу в небольшом деле.
– Помогли? – недоверчиво спросила Биргит. – Как?
– Может, лучше он тебе расскажет? – Она вскинула голову. – Или он не знает, что ты ходишь на собрания?
Биргит покачала головой.
– Нет, конечно, нет.
– Думаешь, он не одобрил бы?
– Конечно. Он не согласен с целями коммунистов.
– Но, возможно, он, как и многие другие, видит необходимость нашего объединения. Католики и коммунисты должны объединиться в борьбе против фашизма, прежде чем он захватит мир, как эпидемия, да он и есть эпидемия. Это может случиться, ты же знаешь, – Ингрид наклонилась вперед, в её глазах мелькнула тревога. – Мы должны объединиться.
Увидев яростный свет в глазах Ингрид, Биргит ощутила страх и вместе с тем вспышку мужества. Она хотела стать такой же целеустремлённой, но не знала, сможет ли. Если бы она была достаточно сильной! Но нет, она не думала, что, как Август Грубер[10], готова умереть за правое дело.
– Ты говоришь так, будто приход нацистов в Австрию неизбежен, – наконец заметила она.
– Несомненно, – отрезала Ингрид. – Они уже захватили Рейнскую
Август Грубер, был связистом Зальцбургской железнодорожной и трамвайной компании, членом социал-демократической партии и после запрета социал-демократии в феврале 1934 года член нелегальных революционных социалистов Австрии (RSO). При нацистском режиме железнодорожники с их небольшими ячейками на второстепенных железнодорожных ветках представляли наиболее организованное сопротивление. Грубер организовал группу RSO в SEuTG, набирал членов и собирал деньги для нуждающихся товарищей. 5 февраля 1942 года 76 железнодорожников, в том числе Грубер, были арестованы после того, как гестапо удалось внедрить шпиона в сеть железных дорог и разоблачить его. Август Грубер был казнен 23 марта 1943 года.