Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник). Андрей Константинов
собой, – подтвердил Андрей.
– Что у нас ещё? Нового? Хренового? Есть что сказать, по текучке?
– Есть. И новое, и хреновое. Вернее – старое хреновое.
– Ну, начинается! Ей-богу, лучше бы и не спрашивал, – поморщился Жмых, утирая пот со лба. – Давай, вываливай.
– Сегодня утром судья Зимин получил очередное письмо с угрозами.
– Твою дивизию! Это уже какое по счёту?
– Если суммировать с пришедшим на имейл, то третье.
– А мы о скольких наверх докладывали?
– Пока об одном.
– Хреново. Слушай, Андрей, а ты сам как считаешь: за этими угрозами судье реально есть что-то? Или, может, так, просто озорует кто?
– Ох, не знаю, Пал Андреич, – покачал головой Мешок. – И хочется в озорника поверить, да уж больно стрёмно.
– М-да, паскудное дельце.
– А нам в последнее время почему-то только такие и подворачиваются.
– Во-во, – неприятно задумался начальник «гоблинов». – И эта тенденция мне категорически не нравится…
Ленинградская обл.,
дер. Даймище,
учебная база Гидромета,
7 июля 2009 года,
вторник, 13:15
К обеду бригада № 2 возвратилась на базу с полевых работ. По причине хорошей погоды, учебные планы немного скорректировали и на сегодня вне очереди поставили занятия по мензульной съёмке. Так как в дождь не очень-то потопографируешь. Сегодняшнее занятие превратилось для Ольги в самое настоящее мучение. А всё потому, что мензульная съемка ведется с использованием теодолита, в устройстве и принципе работы которого Прилепина так и не смогла разобраться. В результате на все вопросы и непонятки студентов ей, словно Кисе Воробьянинову, пришлось важно надувать щеки и переводить преподавательские консультации в плоскость общефилософских рассуждений. А под конец и вовсе отмахнуться от таковых, сославшись на скверное самочувствие. Дескать, простудилась вчера, ныряючи.
Свалив инструменты и прочий скарб у крыльца, оголодавшие студенты, не заходя в бараки, шумно ввалились в столовую, а Ольга с Анной Бернгардовной, соблюдая достоинство, прошествовали в «штаб». Дабы сначала умыться и привести себя в более-менее божеский вид.
В кабинете начальника базы Спицына царило непривычное, редко случаемое возбуждение. Помимо профессора, в данный момент здесь находилось ещё несколько преподавателей. Учёный народ гудел как разбуженный улей, а сам профессор, заложив руки за спину, прохаживался взад-вперед. По тихо сделанному замечанию Вульф, подобная поза свидетельствовала о том, что Пётр Петрович находится в состоянии высшей степени нервной возбудимости. Словом, атмосфера интриговала.
– О чем витийствуем, господа? – с порога поинтересовалась Вульф.
– Вот, Анна Бернгардовна, полюбуйтесь! – Спицын сгрёб со стола газету и раздражённо сунул её в руки преподавательнице. – Свободная пресса, как выражаются