Красная перчатка. Холли Блэк
Лила вслух выразила мои собственные мысли. Она уставилась в пол, уголки губ чуть поползли вверх.
– А я вовсе не их обсуждаю.
– Да.
– Иногда я ненавижу все на свете, – она смотрит на меня серьезно.
– Я тоже. Особенно сегодня. Даже не знаю, что я должен чувствовать. К Филипу. Ну, понимаешь, отношения у нас были не очень. Само собой. И я все вспоминаю. Стыдился ли Филип того, что сделал со мной? Может, именно поэтому он и не мог мне в глаза смотреть? Но ведь это Филип не желал меня прощать. Мы, можно сказать, сквитались. Ладно, не совсем сквитались, но все-таки. Но он упорно не признавал свою вину и меня считал врагом. Будто я перестал быть для него человеком. Братом.
Не надо все это говорить, но я не могу остановиться.
– И ты. Ты была моим единственным настоящим другом. Ну, еще школьные друзья, но обычно мама все портила, или мы меняли школу из-за очередной ее аферы, или они узнавали про мою семью. И все. А ты совсем другое дело. Когда-то я мог тебе все рассказать, вообще все, а потом думал, что убил тебя, а теперь ты наконец вернулась, а я не могу… Ты… Она отняла…
Лила быстро наклоняется. Чувствую на своей щеке ее мягкие губы.
Я закрываю глаза. Какое теплое дыхание. Стоит лишь чуть наклонить голову, чуть-чуть поддаться, и получится настоящий поцелуй. Поцелуй Лилы излечит скорбь, боль и вину. Я хочу этого больше всего на свете.
– Ты думаешь, что не можешь получить все, что так желаешь. Но ты сможешь, – говорит она тихо, стирая помаду с моей щеки. – Просто еще не знаешь об этом.
От прикосновения ее перчатки у меня вырывается вздох.
С речами покончено, и дедушка ведет меня к черному лимузину. Я усаживаюсь возле матери на заднее сидение. Она уже открыла мини-бар и наливает себе что-то темно-коричневое в бокал для виски. Следом забирается Баррон.
Машина трогается. Мы молчим. В бокале звякают кубики льда, кто-то прерывисто дышит. Я закрываю глаза.
– Не знаю, что делать с вещами Филипа, – ни с того, ни с сего начинает мама. – Мора не хочет ничего забирать. Придется сложить их в его комнате в старом доме.
– Только я там все повыкидывал, – ворчит дедушка.
Мать словно не слышит.
– Вы двое, когда полицейские уйдут, запакуйте вещи, – она срывается в истерику. – Когда-нибудь они понадобятся его сыну.
– Не понадобятся, – устало отвечает Баррон.
– Откуда тебе знать.
Мама наклоняется налить еще спиртного, но в этот момент лимузин наезжает на кочку, и все проливается на платье. Она плачет. Ее тело сотрясают тихие приглушенные рыдания, так не похожие на громкие стенания в похоронном бюро.
Я хватаю салфетки, чтобы вытереть пятно, но мама отталкивает мою руку и повторяет сквозь слезы:
– Откуда тебе знать. Посмотри на Касселя. Он же надел отцовский костюм.
– Да, – соглашается брат, – только этот костюм из моды вышел лет сто назад.
Я пожимаю плечами, стараясь ему подыграть. Дедушка ухмыляется:
– Шандра, все будет хорошо.
Но мама только качает головой.
– Выкини