Погребенная во льдах. Эллис Питерс
придет время и ты в один прекрасный день навестишь его, – попытался утешить мальчугана Кадфаэль, отметив про себя, что тот хорошо воспитан, понимает свое положение и связанные с ним обязательства. Да, монастырское воспитание, которое получил сей знатный отрок, заслуживает всяческого одобрения.
– Мне бы этого хотелось, – сказал Ив, уютно притулившись к плечу брата Кадфаэля. – Я хотел отдать ему свой кинжал, но он сказал, что кинжал пригодится мне самому. Да и что ему делать с такой вещью – он и показать-то ее побоится: еще подумают, что украл.
По-видимому, мальчик на время забыл о своей тревоге за судьбу Эрмины и о монахине Хиларии. Ему ведь, как говорили, всего тринадцать лет. Да, он был явно рад, что кто-то взял на себя заботы о нем.
– Как долго ты пробыл с Турстаном? – спросил Кадфаэль.
– Четыре дня. Турстан сказал, что мне лучше подождать, пока мимо не проедет какой-нибудь надежный человек. Ходят слухи о разбойниках, которые рыщут по лесам и холмам, и, если я отправлюсь в путь один, да еще в такой снег, могу снова заблудиться. Я ведь заблудился и целых два дня бродил по лесу, – сказал Ив, предаваясь тяжелым воспоминаниям. – Я спал на дереве, потому что боялся волков.
Мальчик не жаловался, а скорее изо всех сил старался не хвастаться своим мужеством. Ну что же, пусть выговорится, это ему необходимо после страхов, пережитых в одиночестве. Вот так человек, вернувшись после опасного путешествия, вытягивает ноги у очага, в котором пылает огонь. История о побеге, которую он должен рассказать во всех подробностях, может подождать до того времени, когда ее внимательно выслушают. Если все сложится хорошо, возможно, мальчик сможет указать, где искать обеих пропавших женщин, но самое главное сейчас – добраться до Бромфилда, пока еще не совсем стемнело.
Они ехали бодрой рысью, лес становился реже, а угасавший свет давал возможность различать дорогу. Первые снежинки лениво поплыли по воздуху, когда они доехали до Хоптонского ручья. Кадфаэль спешился, чтобы вести лошадь под уздцы, и путники ступили на твердый лед. Отсюда они взяли влево и, постепенно удаляясь от течения ручья, добрались до первого из притоков, впадавших в него. Все ручьи замерзли, видно, уже несколько дней тому назад. Солнце скрылось, и только на западе на свинцово-сером небе остался тусклый красноватый отблеск. Поднимался ветер, мороз начинал покусывать лицо. По лесу тут и там были разбросаны очищенные от деревьев участки и поля, иногда встречалась овчарня, грубо сколоченная из бревен. Тени изменяли очертания предметов, и только кое-где свет отражался ото льда в виде мимолетных отблесков, да там, где намело сугробы, виднелись синеватые холмики.
Второй приток, такой же неподвижный и безмолвный, извивался серебряной змеей. Он был неглубок, и его окаймляли камыши. Лошади не понравилось, что под копытами у нее лед, и Кадфаэль снова спешился, чтобы перевести животное через ручей. Гладкая зеркальная поверхность тускло блестела, но Кадфаэль внимательно смотрел себе под ноги, так как подошвы его