Прокаженный из приюта Святого Жиля. Эллис Питерс
следить за ней пристально и в доме, это не повредит. Но только осторожно, не привлекая слишком много внимания. Впрочем, я уверен: ты в ней ошибаешься. У этой пугливой мышки не хватит смелости заявить, что она не согласна.
– И все же! – сурово произнесла госпожа Пикар. – Я слышала, здешний настоятель аббат Радульфус не питает почтения к баронам, прекрасно сознает свою силу и использует ее, особенно если видит, что посягнули на его права. Хотела бы я быть так же уверена в ее кротости, как ты.
– Говорю тебе: ты слишком волнуешься. Как только Ивету подведут к алтарю, она скажет те слова, которым ее научили, без всяких фокусов.
Агнес закусила губу. Слова мужа не убедили ее до конца.
– Что ж, может, и правда. Но все-таки как бы мне хотелось, чтобы с этим делом уже было покончено! Когда ми́нут эти два дня, я вздохну с облегчением.
В сарайчике, стоявшем посреди сада, Кадфаэля встретил брат Освин. Тот топтался на месте, теребил большими усердными, но сеющими разрушение руками полы рясы и выглядел крайне сконфуженным. Кадфаэль с опаскою огляделся, понимая, что дурных новостей не избежать. Впрочем, если паренек сам сознает, что сделал какую-то пакость, и не надо выяснять, какую именно, это уже само по себе успех. Похоже, в основном все вещи остались на месте. Под жаровней горел небольшой огонь, в воздухе не чувствовалось никаких необычных запахов, пузырившиеся в огромных флягах вина, как и всегда, булькали.
Брат Освин застенчиво доложил Кадфаэлю о событиях дня, стараясь не упустить ни одной своей мелкой заслуги, перед тем как нанести главный удар.
– Попечитель лазарета забрал лекарственные кашки и порошки. А отцу приору я дал желудочное снадобье – то самое, что ты для него приготовил. Ты оставил подсыхать лепешки, так они, я думаю, уже готовы. А сушеные травы для отвара, про который ты говорил, я истолок в очень меленький порошок, и завтра отвар уже можно будет готовить. Но… – Вот теперь Освин добрался до дурных новостей. Вот он, этот огорченно-изумленный вид, говорящий, что начатое с лучшими намерениями и уверенностью в успехе дело сыграло с работником какую-то дурную шутку. – Но случилась странная вещь… Не понимаю, как могло такое произойти, горшок наверняка уже был треснутым, хотя ни одной трещины на нем я не видел. И снадобье от кашля, что ты оставил на огне… я следил за ним тщательнейшим образом, я уверен, что снял его с огня, когда оно достаточно загустело, и размешивал точно так, как ты мне сказал. Помнишь, ты говорил – оно срочно нужно старому брату Френсису: у него так плохо с легкими… Я подумал, что быстро остужу его и разолью по бутылочкам до твоего прихода. Так что я снял горшок с огня и поставил в таз с холодной водой…
– И горшок лопнул, – обреченно произнес Кадфаэль.
– Разлетелся на части, – признал брат Освин в смущении и печали, – на две огромные части, и весь мед и травы – все вылилось прямо в воду. Просто невероятно! Ты не знал, что горшок надтреснут?
– Сын мой, горшок был прочен, как колокол, и к тому же это был один из самых