Еврейская нота. Михаил Веллер
и выгодное место, тянет туда же «своих», то есть тоже евреев. Такая взаимопомощь и взаимовыручка. Поэтому везде наверху такой непропорционально большой процент евреев.
Этот лестный для еврейской солидарности трафарет не имел ничего общего с советской реальностью. Напротив. После того, как в предвоенные, а затем и в послевоенные годы от евреев постарались очистить не только все руководящие органы, но и НКВД-МГБ, включая разведку, которую в основном евреи и создали. После закрытой инструкции Щербакова, начальника ГлавПолитУправления Красной Армии, в 1943: награждения и повышения военнослужащих-евреев притормаживать. После закрытых же нововведений 1968 г. – «Три “Не”». Образовался сам собой негласный, нигде никак не оформленный, конкретно не прописанный, лимит на количество евреев в любой организации.
Если где-то есть один – ладно: это еще и пример интернационализма как опровержение вражеской клеветы. Если на большой коллектив несколько, чтоб в глаза не бросалось – куда ж денешься. Но если группа инородцев уже заметна, если больше нескольких процентов – это категорически не одобрялось, ни отделом кадров, каковой был филиалом КГБ, ни начальством, ни высшим руководством. Что это у вас там за сионистское гнездо, товарищи? Надо бы обратить внимание, оздоровить кадровый состав. То есть выкинуть хоть часть жидов вон.
Среди евреев начал действовать закон трамвая: я уже зашел, закройте быстро двери, чтоб следом толпа не давила. Пока я в конторе один – ладно: и работать можно, и поощрить могут, и повышение не исключено. Но! Придут еще, и начальство кого-то придержит, или вообще уволит – могу лично я залететь. Нет-нет, тут и меня хватит, больше евреев не нужно.
То есть. Именно евреи старались не принимать на работу евреев, не приводить, не рекомендовать. (Оборонная наука и промышленность бывала исключением – здесь требовали мозги и результат, плюя на все прочее.) Чтоб не дай бог не заподозрили в кумовстве, еврейском национализме и сионистских симпатиях.
Это касалось и меня лично. Старший редактор прозы «Невы» Лурье никогда меня так и не напечатал, даже когда рассказы через его голову были переданы главному редактору Борису Никольскому и назначены к печати. Лурье и тогда возразил, что впереди в очереди тридцать девять рассказов, и надо подождать года два. В номер меня поставил Коля Коняев, когда Лурье отсутствовал в «творческом отпуске».
Аналогично в «Звезде» у меня никогда не принимал рукописи к публикации завпрозой еврей Смолян – и напечатал сменивший его русский Миша Панин.
На излете семидесятых, в итоге Конференции молодых писателей Северо-Запада мне, «отмеченному и поощренному» руководством и ажно ленинградской прессой, ведшие наш семинар Брандис, Стругацкий и Браун не выписали даже вшивой «рекомендации для публикации в печати»; а на всякий случай, некорректно: три еврея рекомендуют четвертого.
Самые грязные и подлые критики, с которыми мне случилось соприкоснуться, все трое были евреями.
Это прекрасно лечит от слюнявого