Дорога без возврата. Ярослав Васильев
И всегда жалел, что он уже умер, поэтому я не смогу сойтись с ним в диспуте. А ты, стало быть, его ученик… Не говори про это никому, кроме мастера Гильома. У твоего учителя осталось слишком много недругов, которые захотят отомстить если не ему, то тебе. Будут спрашивать – назовись Жилем из города Ньевр, и что учился латыни ты в тамошней церковной школе. Поверь, этим ты…
Договорить Пьер не сумел, так как к костру сквозь кусты шумно вывалился Манюэль с несколькими форелями и громко спросил, готовы ли угли, запекать рыбу – а то у него уже брюхо от голода сводит. Да и после продолжить разговор не получилось: от еды Манюэль пришёл в отличное настроение, забыл испуг и с жаром затеял новый спор.
Утром троица двинулась вниз по ручью. И уже к обеду лес поредел, вывел приятелей на широкий луг, усеянный белыми ромашками и васильками. Не смотря на то, что луг и пустовал, на краю сохранилась пара старых яблонь. Значит, здесь жили люди, а где люди – там дорога. Даже если деревня бывших хозяев луга и яблонь в развалинах, а дорога заросла, по ней всё равно можно выбраться на тракт. Среди деревьев засвистели и заспорили соловьи, в прозрачно-голубом небе над лугом одиноко парила пустельга, от высокой травы и цветов тянуло душистой свежестью, стрекотали кузнечики. Всё так и приглашало сесть и передохнуть.
– Перекусим? – предложил Манюэль. – Рыба ещё осталась. У тебя, Жиль, прям рука лёгкая. Я вчера сколько сидел, а ты утром раз – и вдвое против меня набрал. Только вот… Как бы не испортилась, по жаре-то.
– Обжора, – усмехнулся Пьер. – Но в кои то веки с тобой соглашусь. Есть хочется. Этот кустарник, в который с утра завёл нас леший, не только оставил на моей котте пару новых прорех и исцарапал ноги, но и высосал все силы.
Приятели с удобством расположились под одной из яблонь. Жиль к рыбе достал остаток хлеба, а у Манюэля нашлось немного соли. К тому же в траве было полно спелой земляники, так что обед обещал быть королевским.
Они как раз поделили последний кусок хлеба, когда послышался топот коня: по лугу на них мчался всадник. Причём судя по красному плащу с широкой вышитой каймой, явно из благородных, и – несмотря на молодость – уже шевалье.
– С дороги, оборванцы!
Приятели еле успели отскочить, всадник же, не останавливаясь, влетел под сень деревьев, но зацепился плащом за одну из яблонь. Конь от резкого рывка истошно заржал, после чего остановился и тяжело задышал. Мужчина изо всех сил дёрнул за полу, ткань лопнула, оставив изрядный кусок среди веток. Шевалье выругался, хлестнул коня, потом «виноватых оборванцев» – Пьер успел увернуться, а вот Манюэля слегка задело – и поскакал дальше.
– Странно… – задумчиво сказал Жиль, глядя вслед.
– Зато ткань хорошая и кусок большой, – буркнул Манюэля. – Я себе возьму.
– Может, не стоит? – осторожно спросил Пьер.
– Стоит-стоит. Мне знаешь как попало? Пусть хоть этот кусок станет наградой. Продам, а, может, себе приспособлю.
Настроение было испорчено оставаться для отдыха никто уже не хотел, даже клубника не манила окунуться в лесную прохладу. К тому же просто так шевалье не ездят – значит, в той стороне люди. И пусть пришлось сначала