Голоса возрожденных. Макс Маслов
сделала это безжалостнее любого монстра, ведь знала, что в стенах Герби́тума не растят ничего хорошего.
Парень издал писк, борясь с ее хищным натиском. Его вывернуло наружу всеми теми сладостями, что он ел, изгибало как безвольную марионетку, а потом вытолкнуло прочь. Повидать своими глазами этот жестокий урпи́йский мир.
Поместье «Урвиншо́т» на дальнем северном берегу острова Са́лкс считалось пристанищем забытых душ еще тогда, когда сама королева Ления вступила на его порог. Ее интерес заключался в том, чтобы обговорить со старым ри́хтом, владельцем этих стен, все тонкости будущего брачного союза ее дочери. Наследница должна была обзавестись потомством, а семя ри́хта, не связанного с королевой родством, было подходящим для всего этого. Юную Вессанэ́сс никто и не спрашивал. Все помнили те дни, когда старик Га́рбус Валье́нский, повенчанный на тот момент со взрослой женщиной из народа, грезил мечтами о северной башне Бату́ра и месте в совете для своей взрослеющей дочери Ферты Гиз. Он пошел на это все, беспринципно нарушив заповеди шестипалого Бога, повинуясь единственному желанию, желанию скорой наживы. Тогда наследница Са́лкса понесла в своей утробе дочь Калин. Но, как показывает будущее, цели старика остались недостигнутыми.
Он лишился всех привилегий, когда властвующая королева потеряла всякую разумность. В замке высшей крови не было более ему места. Но все же его дочь, мэ́йса Гиз, вступила в должность апле́ры.
Кэру́ны всегда судачили о роде Валье́нских как о проклятии са́лкских земель. Поместье «Урвиншот» не стало исключением.
В его стенах умерло столько слуг, что болтуны Исса́ндрила сложили об этом месте ужасные истории. В одних старый ри́хт представлялся демоном тьмы, пожирающим юных дев. В других, рожденных совсем недавно, самим Нипра́гом, покусившимся на великий трон. Но только он сам знал, что ни к чему из перечисленного не имеет никакого отношения, а просто желает дожить свои последние мирные дни.
Серый одноэтажный дом из обтесанного камня мостился на пятаке в тринадцать шагов и ветшал на глазах. Кое-где отвалились углы, покосились оконные рамы, да и крыша постоянно текла, когда сезон дождей приходил в эти места. Но старик более не сетовал на все это. Поместье ветшало, как и он, и то было неизбежным процессом. И если дом все же можно было восстановить, заплатив плотнику солидную сумму в семьсот изумрудных пет, то с телом доживающего ри́хта все давно было кончено. Впрочем, и на дом достатка не было.
За домом ветхими, вонючими строениями находилась пара загонов для скотины, предположительно трехрогих ирге́йнских овец. Но навряд ли хозяин мог похвастаться большим стадом. Он имел небольшой огород, на котором в навозных грядках кустились побеги бобовой эскии, ползучей Шрйку и прочих овощей. Служанки, то кухарки, то огородницы, заботливо выпалывали от сорняков владения старого ри́хта. Га́твонги в числе двух состарились и совсем позабыли, кем они являлись. Единственный прок от них заключался в увеселительных беседах со стариком, при которых ковши с медовухой не выпускались