Голоса возрожденных. Макс Маслов
защищающие от любых вражеских посягательств.
Заключительной общиной – восточным перстом – называли искусных ораторов, советчиков власти и предводителя всея Ксихоба́на – уилского Кхо́на, правящего всем племенем на́фти. Под Его Величество была выстроена небольшая каменная крепость Воршу, возвышающаяся над всем Ксихоба́ном и окопанная глубоким гиблым рвом.
Кхо́н не был столь мудрым и дряхлым, как Орхан, он считался молодым, амбициозным правителем, имеющим под своим крылом десяток жен и более двадцати пяти детей.
На одной из его крепостных башен белело всевидящее око, как напоминание своим подданным, что правитель видит всех и все.
Дорога на восток вела кочевников к побережью Гатуи́ла, к землям Иесуи́лских[32] кхалкхи́́, которых зачастую ошибочно величали гатуи́лкими. Правил этими землями великий Эквили́д, восседающий на троне портового града Портури́за, что по обыкновению любил строить быстроходные корабли и исследовать границы Ве́зтинских вод.
Портури́за своим видом отличалась от всех градов Гатуи́ла тем, что бочком к бочку простиралась вокруг лунной бухты Сирх каменными строениями различных форм и предназначений.
Чередой прибрежных стражников высились ромбовидные башни, достигающие в высоту самых высоких хвойных шулье́р А́скии. Там восседали «смотрящие вдаль», почтовики, и таможенные надзиратели.
По записям книгописцев Са́лкса, с этих башен открывался поистине завораживающий вид на лунную гавань и десяток торговых судов и барж. Корабли Иесуи́лских кхалкхи́́ делались, как и прочие, из прочной древесины дерева шы́рис. Двухмачтовые, трехмачтовые парусные гиганты слепили глаза засмотревшимся, так как белоснежные паруса сияли от потоков лучистого солнца. Более мелкие речные суда, огибая размашистый остров, заплывали в истоки Суми́ра и доставляли продовольствие в дальние земли Тизуи́ла правителю шатрового града.
Гатуи́л был разделен правителями, но един сбором общей дани. И потому зачастую леса Э́ку полнились тружениками трех племен.
За смотровыми башнями, что также считались а́мисандами, простирались портовые торговые улицы, заставленные прилавками и телегами, гружеными плодами Шри́ку. Тут и там керамическими горшками высились груды посуды, доставленной из туманного Сэ́йланжа. Са́лкс поставлял на Гатуи́л окаменелые черепашьи яйца из кладок, познавших сотню лет. Они выглядели драгоценными, переливаясь всеми оттенками красного. Местами на ура разбирались шестифунтовые мешки с зерном, с семенами стойкой тифи́лии, выведенной в теплицах Са́лкса. И везде пользовались спросом апаки́йские клинки, блестящие на солнце.
Дальше прилавков в звуках молотов можно было узнать кузни, в запахах браги – питейные таверны, в развратном виде гатуи́лок – дома похоти и ласк. А уже после – школы, фермы, жилые постройки. Но чертог великого Эквили́да, громоздящийся красной крепостью с десятком башен, находился еще дальше. Он занимал
Иесуи́лских – бравых, верных памяти великого морехода Иесуила, первого проложившего торговый путь до са́лкских земель.