Семь лет за колючей проволокой. Виктор Доценко
углубившись в собственные воспоминания, а может быть, и наблюдали за теми, кто тупо продолжал играть в одну из тюремных игр, используя костяшки домино или «стиры» (самодельные карты].
Некоторые «наматывали километры», до одури меряя шагами камеру из угла в угол.
Позднее мне стало понятно, что все движения, по крайней мере в этой камере, начинались в основном после ужина, днём большей частью спали, а где-то часов после десяти камера гудела как преисподняя. И только в дальнем от входа углу верхних нар обычно царила гробовая тишина, изредка нарушаемая турельным треском «пулемёта» (тасовкой самодельных карт].
Вспомнилось, как однажды Косой, толстый и круглый, как колобок, которого вернули с «химии», или «химик» (так называли тех осуждённых, которых приговаривали к УДО: «условно досрочному освобождению с обязательным привлечением к труду на стройках народного хозяйства»; это наказание появилось с 1960 года, для того чтобы поднять стройку химических предприятий страны), видимо, настолько увлёкся игрой, что забылся и при раздаче высоко поднял руки с картами. А вертухай «пробил» игру в глазок и так неожиданно влетел с корпусным в камеру, что «пулемёт» спрятать не успели, и его, конечно же, отмели.
Ругаясь на чём свет стоит и кляня не только вертухаев, но и Косого, все разбрелись по своим местам, чтобы вновь заняться изготовлением новых «стир», то есть тюремных карт.
А это, следует заметить, весьма трудоёмкая и кропотливая работа. Приведу ради интереса несколько основных её этапов: главное – из хлеба нужно сделать клей, причём выдержанный несколько дней, процеженный через марлю или материю в нужной консистенции; далее нарезать из газетной бумаги заготовки нужного размера, которые в несколько слоев необходимо склеить между собой и дать им хорошо просохнуть; затем при помощи сохранённого при всех шмонах обыкновенного стёклышка по-особому «заточить» эти склеенные заготовки, чтобы при тасовке они легко скользили между собой, а их края не лохматились; когда заготовки закончены и легко гнутся, к делу приступает художник…
Причём это нужно проделать настолько тайно и скрытно, чтобы не заметили менты, которые тут же их отшмонают, и всё надо будет начинать сначала…
Внимательно осмотревшись, я заметил, что единственное свободное место находится рядом с «дальняком», ранее мною описанным.
– Привет, земляки! – неожиданно для самого себя уверенно бросил я.
– Привет! – откликнулось несколько голосов.
Под пронзительно испытывающими взглядами я прошёл по всей камере от дверей до самого окна, закрытого не только мощной решёткой, но и «намордником». Именно так называлась дополнительная решётка снаружи окна, полоски которой были приварены внахлёст таким образом, что при желании можно было рассмотреть лишь кусочек неба.
Не найдя ни одного свободного места и вспомнив наставления, полученные от Константина в «отстойнике», я решительно подошёл к двери и начал стучать кулаком.
Вскоре «кормушка» откинулась, и раздался недовольный голос вертухая:
– Чего надоть?
– Куда