Сожгите наши тела. Рори Пауэр
Эти слова писал один и тот же человек. Моя бабушка.
«Фэрхейвен, 1989 г., ферма Нильсенов».
И ниже:
«Помнишь, как это было? Я буду ждать. Приезжай, когда сможешь».
А еще ниже – сегодня определенно мой счастливый день! – телефонный номер.
Я улыбаюсь, и с губ срывается смешок. Я искала так долго, а оно всегда было рядом. Кто-то наконец позвал меня домой.
В Калхуне только один таксофон, в центре города. Я бы предпочла воспользоваться своим старым кнопочным телефоном без определителя номера, но у нас тариф без абонентской платы, и в этом месяце я уже потратила все деньги, пока полдня играла в библиотеке в игру, забыв подключиться к вай-фаю. Придется воспользоваться автоматом в торговом центре, и именно сейчас, пока мама на работе, а улицы пусты. Если повезет, меня никто не увидит и мама узнает обо всем этом чуть позже.
Будка, как обычно, свободна. Я протискиваюсь внутрь, кладу Библию на пластиковую полку под телефоном, достаю из кармана фотографию и осторожно ее расправляю. Номер на месте. Я ничего не придумала.
Неужели это действительно будет так просто? Найти фотографию в книге, стащить в закусочной четвертак из банки для чаевых – и вот она, моя семья на другом конце провода?
Может, номер уже не обслуживается. Может, мне ответит другой Нильсен, который впервые слышит мое имя. А может, это будут родители моей мамы, которые ждали меня, ждали и хотели со мной познакомиться.
Я закрываю глаза на секунду, расправляю плечи. Кончай мяться, говорю я себе. Делай то, за чем пришла. Жизнь с мамой всегда будет одинаковой, а это твой шанс изменить хоть что-нибудь.
Но, даже сняв трубку, я продолжаю слышать ее голос: «Мы с тобой одни на всем свете».
Одни, одни, одни.
Трубка оттягивает руку, и я изо всех сил стискиваю пластик в липкой от пота ладони. Четвертак из «Редмана» лежит в кармане. Мои родные ждут, когда я их найду. Действуй, Марго. Сейчас, пока мама не вернулась, пока дверь, которую ты сумела приоткрыть, не захлопнулась.
Я опускаю монетку в щель и набираю номер. Глубоко вдыхаю и жду, когда меня соединят.
Секунду ничего не происходит. Внутри волной поднимается тревога: номер слишком старый, не обслуживается, я никогда не найду свою семью, – но тут что-то щелкает, и я слышу гудки. Один. Второй. Еще и еще, и наконец…
Тишина. Мягкий шелест чьего-то вдоха. А потом совсем рядом, прямо в ухе, я слышу женский голос:
– Дом Нильсенов, Вера.
Я открываю рот. Жду, когда слова польются изо рта, но ничего не выходит. Надо было порепетировать, продумать, что буду говорить, но разве к такому можно подготовиться? К голосу другого Нильсена, к ответу, который я ждала услышать с десяти лет?
– Алло?
Но я не могу выдавить ни слова, и в повисшей тишине женщина на другом конце – Вера, ее зовут Вера! – произносит:
– Джозефина? Это ты?
У меня замирает сердце. И здесь она меня опередила.
– Нет, – говорю я. Выпрямляю спину, стараюсь вернуть себе хоть крупицу самообладания. – Это…
– Кто