Книги Судей. Эдвард Бенсон
а потом вырываются на поверхность. Поэтому неудивительно, что, как только я заснул, мне привиделись смутные и тревожные приключения в саду. Казалось, в облачных сумерках я находился там один; стена, через которую я смотрел вечером, исчезла, и в центре небольшой лужайки, поросшей травой, стояла какая-то прямая фигура, к которой я и направился.
В смутном тусклом свете я не мог разглядеть, человек передо мной или каменный столб. Но ужас, который начал было шевелиться во мне, смешался с любопытством, и я не останавливался. Чем бы это ни было, – неясная фигура, казалось, ждала меня.
Наконец я остановился. Вокруг меня во множестве жужжали мухи, и внезапно черное облако опустилось на меня, облепило глаза, уши и нос – отвратительно пахнущее и мерзко нечистое.
Ужас все больше овладевал мною, но я не застыл, парализованный, – я в неистовстве смахивал мух, продолжая наблюдать за неподвижной фигурой. Наконец ее природа раскрылась: она не была камнем – фигура медленно подняла руку и стала манить меня.
Я почувствовал важность этого момента, но в этот момент паника ночного кошмара пробудила меня: вспотев от ужаса, я резко сел в кровати, тяжело дыша. Комната была мирной и тихой; открытое окно, выходящее в сад, впускало продолговатые лучи лунного света. У кровати лежал дневник, чтение которого, несомненно, и вызвало это беспокойство.
На следующий день, как и сказал Гарри, рабочие начали прорезать арку в стене. Как только появилась возможность, мы проскользнули в щель и внимательно осмотрели участок. На нем густо росли сорняки, но у северной и восточной стен обнаружились переродившиеся культурные растения, доказывающие, что когда-то здесь (как и было указано в дневнике) располагались цветочные клумбы. В любом случае, прежде чем участок можно будет использовать, нужно будет провести много предварительной работы.
Здесь было очень жарко – и правда как в раскаленной печи. За стеной, в ухоженной части сада, было приятно сидеть в ярком солнечном свете, поскольку северо-восточный ветер разгонял духоту, но сюда ни один порыв ветра не проникал. Было что-то гнетущее и неживое в жарком оцепенении, воздух – стоячий, как в сердце джунглей, и в нем чувствовался легкий запах разложения. Мне показалось, что я слышу жужжание больших мух, но это, возможно, была фантазия, рожденная страницами дневника, прочитанными накануне, и последовавшим ночным кошмаром.
Я не стал рассказывать Гарри о своем сновидении, а просто вернул ему дневник; промолчал и о любопытных отрывках, на которые обратил внимание. На то у меня были свои причины. Его мать чувствовала: есть нечто странное в том месте, где мы сейчас стояли, и я не хотел тревожить сознание Гарри.
Было очевидно, что сам он ни о чем таком не думает, – наоборот, он казался очарованным заброшенным участком.
– Гляди-ка, как чудесно защищено это место, – сказал мой друг. – Восточный ветер сюда не проникает, и здесь можно вырастить что угодно. И какое уединение – одна зелень! Мне нравятся такие потайные местечки! Я попрошу