Смерть всегда рядом. Борис Таукенов
на спусковой крючок.
«Трагическая случайность», – такой вывод был сделан командирами. Таким было объяснение жене и родственникам капитана тех, кто привез его в цинковом гробу на родину, чтобы предать тело земле.
Но все случайное закономерно. Закономерно, что солдат оказался необученным или недоученным, – российская армия переживала тогда не лучшие времена. Закономерно, что в одном из мест дислокации федеральных войск, где чаще всего находился Володя в своей длительной командировке, должно было быть много недоучек из новых призывов. Но почему Володя? Таких, как он, действующих сотрудников милиции из регионов России, в аэропорту «Северный» всегда было много. И как раз ему, приписанному к штабу и не имевшему никаких прямых дел с молодым пополнением, меньше всех было дано угодить под случайную пулю.
Все-таки в этой трагедии обнаруживалось нечто необъяснимое, недосягаемое для ума человеческого.
А в тот третий день нашего пребывания в Грозном Володя привез нас к МВД Чечни, под которое было отведено одно из немногих чудом уцелевших зданий. По другую сторону улицы шли работы по приведению в порядок еще одного неразрушенного прямым попаданием снарядов и авиабомб корпуса, который облюбовало Временное территориальное управление Чеченской Республики. Неподалеку присмотрела для себя дом и Федеральная Служба Безопасности. Было удивительно, что маленький пятачок в центре Грозного на улице Красных фронтовиков практически не пострадал от бомбежек и артобстрелов. Конечно, в сравнении с другими районами чеченской столицы. Стены сохранившихся зданий так называемой сталинской архитектуры были покрыты глубокими трещинами, в отдельных местах виднелись крупные пробоины. Израненные, тем не менее, они стояли твердо и непоколебимо, будто могучие деревья после разгула природной стихии, спасшиеся крепкими и глубокими корнями.
Мы вышли из машины. Все вокруг было покрыто толстым слоем густой серой строительной пыли, от которой в условиях быстро наступившей жары смердело, как смердит в обыденной жизни от мусорной свалки с захороненными в ней дохлыми кошками. Внимание Александра Николаевича привлекли денежные купюры советского образца, в невероятно большом количестве разбросанные по земле. Банкноты по десять, двадцать пять рублей, реже по пятьдесят, в некоторых местах лежали чуть ли не кучами. Новосельцев нахмурился, от чего его густые черные брови стали еще гуще.
– Да, – произнес он сквозь стянувшиеся в тонкие нитки губы, – чеченские авизо нанесли большой ущерб государству.
– Это следы другой финансовой аферы – павловской денежной реформы, – возразил я.
Александр Николаевич впал в еще большее негодование: мол, он знает, что означают валявшиеся под ногами вожделенные некогда купюры, но ему непонятно, почему денег советских, подлежащих обмену, оказалось так много именно в Чечне.
Меня же сей криминальный, по мнению вице-президента банка, феномен нисколько не волновал. Наоборот, его неподдельные переживания