Седьмой круг. Свой путь. Дмитрий Владимирович Ворончихин
фамильярничать.
– Неразумный юнец, – выплюнул учитель, позеленев от напирающего гнева, и зашипел, как змея, облизывая языком кривые губы. – Ты роешь себе ужасную яму.
– Говори, что должен и проваливай. Я не намерен слушать твои тошнотные тирады… учитель.
Преподаватель сделал над собой какое-то немыслимое усилие, но умудрился понять, что привычная ему манера общения с учениками ни к чему хорошему сейчас не приведет и только отнимет у него кучу времени. Шипя, он выдохнул и планомерно приступил к своим обязанностям:
– У тебя есть ровно час, чтоб собрать свои вещички и выйти вон из Школы Рассветной Росы. А если не успеешь, то я лично вышвырну тебя за порог и, того глядишь, выжгу ещё пару отметин на твоей срамной роже, – Сенд затянул свою излюбленную ядовитую улыбочку. – Надеюсь, понять это не сложно?
– Что-то еще? – закатил глаза Лео.
– О, да. Теперь, самое сладкое, – Сенд снова отвратительно облизнул губы и продолжил. – Академия даёт тебе ровно две недели на то, чтоб осесть в ближайшем городе, где есть канцелярии, подконтрольные нашим магам. Там ты будешь должен добровольно принять надзор и каждую неделю отчитываться о своем поведении в обществе. А если не исполнишь это требование, попадешь в один из Домов Скорби, где тебя будут содержать, как особо опасного умалишенного. До тех пор, пока алхимики не выжгут своими флаконами твою связь с Сердцем Магии до последней капли… Нравится?
– Да уж… – помутнел Леонард. – Ты закончил?
– И последнее. Тебе запрещено взывать к стихиям и наводить любую другую магию, способную причинить даже малейшее неудобство человеку… или его имуществу, – преподаватель надменно захрипел от удовольствия. – И так до самого конца твоей жалкой жизни, юный… уже не волшебник.
Леонард сильно взвёлся, но нашел в себе силы промолчать.
– И если хоть кто-нибудь заметит тебя за подобным колдовством, то… – Сенд сделал короткую паузу. – Дом Скорби, мой бывший ученик. На этом всё.
Он легко одернул свой коричневый фрак и, плавно развернувшись, немедленно зашагал прочь.
Дрожащим столбом стоял Леонард, справляясь с дремучим отчаянием и накатывающими стальной тяжестью на глаза слезами. Такое было непросто принять. Точнее – совсем невозможно.
Сбегали по щекам и непременно срывались слезы, когда Лео вне себя от горя интуитивно пробирался к жилым помещениям для юношей. То ровные и долгие, то витиеватые и запутанные, проносились перед глазами бесчисленные коридоры с распахнутыми дверьми.
Юные и чистые, словно ласковый свет зари, целительницы в строгих, ровных платьях, укрывающих цветущие их формы, пахли свежей росой и невинной сладостью. Перешептывались и задорно хихикали они, ожидая занятий, и совсем не обращали внимания на понурого изгнанника, обреченно плетущегося мимо. Будущие королевские солдаты, запыхавшиеся, в пропотевших насквозь одеждах, развалились вдоль стен, тяжело дыша, приходя в себя после изнурительных тренировок по воспитанию