Вино с печалью пополам. Статьи о русской поэзии. Станислав Минаков
надежна Русь Святая,
И русский Бог ещё велик!
В конце – отсыл к известному высказыванию хана Мамая, который, по преданию, именно так объяснял своё поражение на Куликовом поле: «Велик русский Бог!»
Оказалось, более страшных слов для тогдашних московско-питерских болотных, и найти было нельзя. Такое ощущение, что это же – слово в слово – мог сказать Пушкин, который, увы, к тому моменту уже семь лет лежал в землице на Святогорском холме, у стен Успенского храма. Но он успел из Михайловского в 1824 г. незнакомому, совсем молодому поэту (что вы, на целых четыре года моложе Пушкина!), адресовать своё сочинение «К Языкову», где говорил без обиняков, на века: «Клянусь Овидиевой тенью: Языков, близок я тебе».
«Спасибо тебе за похвалы, которыми ты награждаешь меня за моё стихотворение “К ненашим”. Получил ли ты другое в этом же роде – послание к К. С. Аксакову («Прекрасны твои песнопенья живые…», от 31 октября 1845 г. – С.М.) – писал Языков Гоголю. – …Оба эти мои детища наделали много разных сплетней и разъединений в обществе, к которому и ты принадлежал бы, если б ты был теперь в Москве, т. е. в том кругу, где я живу и движусь. Некие мужи важные и учёные, старые и молодые, до того на меня рассердились, что дело дошло бы, дескать, до дуэли, если бы сочинитель этих стихов не был болен. Вот каково! Страсти ещё волнуются и кипят, а мои грозные супостаты удовлетворяются тем, что пересылают мои стихи в Питер, в “Отечественные записки”, где меня ругают как можно чаще, стихи мои пародируют и печатают эти пародии. Само собою разумеется, что эти на меня устремления и этот беззубый лай нимало не смущают меня и что я продолжаю своё».
И ещё: «Речь идёт о здешних, московских особах, которым не нравятся лекции Шевырёва и потому они лгут и клевещут на него во всю мочь… Всё личное достоинство их поддерживается в глазах так называемого “большого” света только их презрением ко всему отечественному».
Николай Васильевич скоро и сам дождётся обструкции со стороны тех же «ненаших»; после 1846-го, выхода в свет гоголевского сочинения «Выбранные места из переписки с друзьями», они закружатся, эти «бесы разны».
Стрела Языкова попала в болевую точку, в общественный нерв, в «люд заносчивый и дерзкой», в «опрометчивый оплот, ученья школы богомерзкой».
Языков писал брату: «…Эти стихи сделали дело, разделили то, что не должно было быть вместе, отделили овец от козлищ, польза большая!.. Едва ли можно назвать духом партии действие, какое бы оно ни было, противу тех, которые хотят доказать, что они имеют не только право, но и обязанность презирать народ русский… Лекции Шевырёва возбуждают их злость… тем, что в этих лекциях ясно и неоспоримо видно, что наша литература началась не с Кантемира, а вместе с самою Россией. А в защите правого и, могу сказать, чистого и даже святого дела – я никакой низости не вижу, какова бы форма этой защиты ни была: есть то дух Божий и дух льстечь».
Гоголь же в восхищении писал Языкову, что сам Бог внушил тому «прекрасные и чудные стихи “К ненашим”… Душа твоя была орган, а бряцали на нём другие персты. Они ещё лучше самого “Землетрясенья” и сильней всего, что у нас было писано доселе на Руси… Бог да хранит тебя для разума и вразумления многих из нас». Стихотворение Языкова «Землетрясение» (1844) и Жуковский считал одним из лучших в