SOSеди. История с географией. Елена Кузнецова
так, что за сердце хватало и тело трепыхалось, полз жар от живота вниз и тягостно, и томно, и душно становилось. И покаяться в том никак не могла. Батюшка, хоть и духовный чин, но мужчина, иеромонах. И казалось, что произнесенная вслух скверна прилипнет к ней навсегда, так что вовеки не отмыться.
В начале марта Ольгуне исполнилось пятнадцать, и какой бы она ни была недокормыш, природа брала свое. Тело менялось, рос пушок, ныла грудь, набухал живот и мучили месячные. Ольгуня смотрела в зеркало бабушкиного гардероба на чужого. У него было жадное лицо с припухлым ртом, неангельское тело, на котором тонкие и острые грудки росли вразлет, изгибаясь в стороны и вверх, будто маленькие рожки. Чужой был склонен к неправедным мыслям, блудным чувствам, грязен телом, нечист душой.
– Пойду в баню в пятницу, – подумала она. – Отмоюсь, а после к исповеди приготовлюсь. Поститься буду на хлебе и воде. И покаюсь батюшке во всем, обещаю!
Новый жилец
Она принесла воды, полы протерла, и приготовилась исполнить молитвенное правило, но тут дверь открылась и ввалилась возбужденная и нетрезвая мать.
– Что сюда шляешься? Я тебя сейчас отважу. – напустилась на Ольгуню. – Заходи!
Последнее это она не дочери, а кому-то за своей спиной адресовала.
– Здрасьти! – следом вошел в синей куртке и с рюкзаком высокий рыжеватый парень. Розовощекий, от холода, видно.
– И вам не хворать, – по-бабушкиному пробормотала Ольгуня, краснея очевидно для себя.
– Вот, – обратилась Алевтина к гостю, – мебель оставляю. И кровать, и шкаф, и стол со стульями. Олька уберется, окна помоет. Она хорошо моет, ее нанимают хозяева мыть.
– А добавишь, – продолжила в порыве вдохновения, – коридор за тебя помоет и туалет. У нас все соседи моют по очереди. Тысячу дашь, и она будет мыть по надобности. Воды на кухне сколько хочешь, раковина там. Туалет с унитазом есть. А ванны нет. В баню ходим.
Тут Алевтина сбилась, выдохлась и умолкла, не зная, что добавить.
– Бери, – заключила она. – Или думать будешь?
– Нормально все, чего думать. – отозвался парень, снимая с плеч рюкзак. – Буду заселяться. Мыть ничего не надо, и так чисто.
– Залог тогда с тебя, – переключилась на деловую ноту Алевтина. – Три тыщи, меньше взять не могу, тут добра не на три тыщи, может, на все пять.
– Утром деньги, вечером стулья, – парень подмигнул оторопелой Ольгуне, вытащил из кармана пятитысячную купюру, сунул Алевтине. – Сдачи не надо.
Алевтина денежку приняла недоверчиво, и пальцами терла, и на просвет разглядывала, чуть только на зуб не пробовала. После успокоилась, просветлела.
– Ладно, жилец, заселяйся, – милостиво разрешила. – Звать-то как тебя?
– Дмитрием, – отозвался тот, – друзья Димоном кличут, а вы, девушки, Митей называйте.
И снова Ольгуне подмигнул.
– Я-то уж давно не девушка, – сообщила