Сто полей. Юлия Латынина
Даттам с караваном, окруженным двумя сотнями вооруженных до зубов всадников, но любой городской торговец на груженом муле, – это означало, что ни в каком глухом селе за один железный гвоздь больше не дадут шесть соболиных шкурок, спасибо, в городах тоже кузницы есть, гвоздей навалом.
А если сеньоры больше не будут иметь право драть со своих крепостных восемь кож, то это значит, в свою очередь, что им не на что будет покупать роскошные шелка и парчу, привозимые Даттамом.
А если в королевстве армии горожан заменят рыцарские дружины, то это значит, что люди Даттама больше не смогут, следуя за войском, скупать за бесценок награбленное, горожане сами знают, что сколько стоит.
А если запретить продавать людей за долги, если отобрать у хозяев земель (а Даттам, как уже упоминалось, владел пятой частью хороших земель королевства) – нет-нет, не сами земли, а право суда и сбора налогов с земли, – а если городские цеха осмелеют до того, чтобы жаловаться королю на Даттама, а если… а если…. тысяча бесов, тогда еще надо посмотреть, может, лучше этой земле быть под экзархом Харсомой, чем под советником Арфаррой…
Покинув Даттама, Ванвейлен прошел на наружную галлерею, опоясывавшую здание на уровне второго этажа, сел на лавку с вырезанной на ней сценой охоты на упыря, ноги положил на каменный бортик балюстрады, и задумался.
Нельзя сказать, что Ванвейлен был так уж поражен разговором с Даттамом, потому что он уже два дня был в городе и кое-что слышал об империи, – но подавлен он был. Все свои планы он строил на том, что за Голубыми Горами царит такая же наразбериха, как в горных деревнях и господских поместьях Варнарайна, – и планы эти летели к черту. Ванвейлен теперь понимал, что его подвело, – непростительное стремление здешних сеньоров рассказывать мир по-своему и видеть даже в своих противниках копию самих себя.
Всякий заграничный чиновник выходил у них «князь», и не то чтобы это делалось со злым умыслом. Песня о молодом рыцаре Даттаме, который поссорился с императором из-за прекрасной девы и воевал с ним два года и два месяца, явно к настоящему Даттаму не имела отношения. Как бы не обстояло все на самом деле, – торговец Даттам попросту был неспособен действовать так, как подобает герою песни, – в отличие, кстати, от Марбода Кукушонка.
Однако в чем-то господин Даттам был Ванвейлену очень приятен, потому что это был первый человек, встреченный им в этом мире, который уважал Ванвейлена за сам факт наличия золота. Вот есть золото – и все, значит, с Ванвейленом стоит разговаривать. А слава, подвиги, и то, что Ванвейлен не мог непосредственно похвастаться тем, что его бабка произошла от горного дракона, а тетка по вечерам обращалась в летучую мышь, – все это не имело значения.
Да, Бредшо был прав, они влипли с этим золотом. В этой стране можно безнаказанно торговать свободой и талисманами, а в империи, пожалуй, торговать нельзя ничем. Вот, например, Западный Берег – ну какое государство в здравом уме покинет собственные города… Значит