День рождения. Ольга Марголина
Алексея в «Барышне-крестьянке», прятала косички под кепку, а попу запихнула в узкие брюки, было довольно смешно. Правда, Ритка в роли горничной Насти была еще смешней. Когда она начала перечислять гостей на обеде у Берестовых, запуталась в фамилиях «Коблинские, Захарьевские…», фыркнула и захохотала, публика смеялась до изнеможения.
– Я была Лиза, ее тогда чуть не убила. Лучше бы Ритка изображала собачку и лаяла, как предполагалось вначале.
– Но я же не виновата, что Наташка, которая должна была играть Настю, в последний момент отказалась и меня ввели. Я нетвердо знала роль.
– Так же, как я, когда меня перед концертом в ДПШ во втором классе ввели за два дня играть с тобой в четыре руки какую-то пьеску, я сбилась и вместо мелодии двумя кулаками на басах била по клавишам.
– Но ты попадала в ритм, слушатели думали, что это задумка композитора, а мы хохотали, как сумасшедшие, но доиграли до конца.
Чего только не было в нашей школьной веселой жизни! Словом, договорились, что едем сразу после уроков, для конспирации уходим по одному и встречаемся на углу Рубинштейна у Инкиного дома. Угощенье в сумке поднесет мама, мы доедем до Финляндского вокзала и дальше мой план будем осуществлять самостоятельно. Мамы подруг, узнав о положительной реакции председателя родительского комитета, не возражали, но просили дочек не возвращаться позже семи вечера. Во всяком случае, мне никто из подруг о сложностях дома не сказал. Наши родители относились с уважением к дочерям.
Вечером доктор папа после ученого совета специально купил нам докторскую колбасу и вкусный сыр, Полина Михайловна ворчала, но делала бутерброды. Мама на многолюдной кухне пекла шарлотку и объясняла любопытным соседкам, что это для Олиных подруг, которые решили устроить пикник по поводу ее дня рождения. Соседки дружно постановили, что Ольга в своем репертуаре, вечно что-то придумает.
Перед сном я достала наш прошлогодний литературный журнал, кое-что перечитала и загрустила. Многие девчонки увлекаются литературой. И еще начали писать. Рита пишет, Нонка пишет, Инка пишет. Не только в этом журнальчике, а даже в отдельных тетрадках, иногда толстых, передают их по партам во время уроков. Удивительно, но читать их интересно. В книгах и у девчонок пишется о дружбе и любви, вот даже у Р. или Н. речь идет об этом. Нонка очень эмоционально описывает свои чувства к Сошальскому, даже завидно, что у нее такая любовь. Она бегает к театру после спектаклей, с цветочками его встречает, а потом описывает свою неземную любовь. Я так не могу. Инка скрывает свои тетрадки с сочинениями, не разрешает читать, – наверно, там чувства еще серьезнее. Может быть, они стали взрослыми, а я не повзрослела, – не знаю.
Я так не умею писать. Очень жалко. Мне бы так хотелось сказать о чем-нибудь, но, кажется, не выйдет. Или будет сухота, или подражание. Я какая-то сухая натура. Неужели все люди, которые пишут, обладают каким-нибудь незаурядным внутренним миром, или мне только кажется. По-моему, если в душе нет любви к людям, какого-то особого чувства, то нельзя хорошо писать. Правильно, что писатели – инженеры человеческих душ. Иначе какой же это писатель, если он не знает души человека? А что, если