Бродяги Севера. Казан. Джеймс Оливер Кервуд
поднялся на ноги, поглядел на сгущающийся сумрак у лесной опушки и набрал в ведро воды. Последние лучи солнца на несколько секунд озарили его лицо – волевое и веселое. Сразу было видно, что в этом человеке ключом бьет радость жизни. А теперь к тому же ему в голову пришла счастливая мысль, и в его глазах сверкали не только отблески заката, когда он добавил:
– Мики, я везу тебя, нескладеныша, к моей девчушке, потому что ты – неотполированный алмаз добродушия и красоты, и за это она непременно тебя полюбит. Уж это-то я знаю твердо, недаром она – моя сестра. Так вот: если вместе с тобой я прихвачу еще и медвежонка…
Насвистывая, он понес ведро к еловой поросли шагах в сорока от них. Мики следовал за ним по пятам.
Чэллонер, недавно назначенный на одну из факторий Компании Гудзонова залива, устроил свой лагерь на берегу озера, неподалеку от устья речки. Это был самый простенький лагерь – заплатанная палатка, видавший виды челнок и кучка пожитков. Но взгляду опытного лесовика стоянка Чэллонера, озаренная последними отблесками заката, оказала бы очень много. Он увидел бы снаряжение мужественного человека, который побывал на самом краю света и теперь возвращался с тем, что еще уцелело. Чэллонер испытывал почти дружескую теплоту к этим остаткам вещей, которые почти год помогали ему бороться с трудностями и лишениями. Челнок покоробился, был в нескольких местах пробит и хранил следы многочисленных починок; бури и дым костров так вычернили палатку, что цветом она больше всего напоминала древесный уголь, а сумки для провизии были почти пусты.
Над костром, к которому он вернулся с Мики, что-то ворчало и бурлило в котелке и на сковородке, а рядом с костром, в помятой и кое-как выправленной железной духовке, уже покрылся аппетитной коричневой корочкой пресный хлебец из муки, замешанной на воде. В котелке бурлил кофе, а на сковороде дожаривалась рыба.
Мики присел на костлявые задние лапы, упиваясь благоуханием рыбы. Он уже давно открыл, что предвкушение еды приносит почти столько же удовольствия, как и сама еда. Щенок внимательно следил за Чэллонером, завершавшим последние приготовления к ужину, и его глаза блестели, как два рубина. Каждые две-три секунды он облизывался и сглатывал голодную слюну. Мики потому и получил свою кличку, что постоянно был голоден и как будто ничуть не насыщался, каким бы обильным обедом его ни угощали. Казалось, живот его всегда был пуст, как барабан, а «мики» на языке индейцев кри и значит «барабан».
Когда они съели рыбу и хлебец, Чэллонер закурил трубку и только после этого заговорил о своих намерениях.
– Завтра я выслежу эту медведицу, – сказал он.
Мики, который свернулся в клубок возле угасающих углей, сильно ударил хвостом по земле, показывая, что он внимательно слушает.
– Я думаю подарить девчушке не только тебя, а еще и медвежонка. Вот она обрадуется!
Мики снова забил хвостом, словно говоря: «Ну и отлично!»
– Нет, ты только подумай! – продолжал Чэллонер, глядя