Гаданье на кофейной гуще. Ольга Теплинская
но вы разговаривали громко. Простите.
– Да за что вы извиняетесь? Это мне надо просить у вас прощение за такой радиоспектакль. Вот ведь как бывает, Лера!
Он подошел к буфету, включил чайник, достал две коньячных рюмки и наполнил их из красивой бутылки в виде эллипса.
– Выпейте со мной, Лера! Один я не люблю, – протянул он напиток.
Лера послушно взяла в руки пузатые бокалы, больше пораженная доверительным тоном шефа. Сейчас он так напомнил ей Аркадия Михайловича: тихий с глазами больного льва и поникшими плечами.
– Оказывается, я просто транзитный аэропорт. Прилетели, посидели пару часов, сделали пересадку и привет. К новым светлым далям. А я столько лет был ее рабом, исполнял любые прихоти и капризы. Эллинька захотела на дорогой курорт, – пожалуйста, шуба из горного соболя – пожалуйста, старинные бриллианты – на, душенька, дом у моря – да не вопрос! А тряпки, а пластические операции – носик подправить, губки, попку. И за все свое доброе отношение, я оказался транзитным аэропортом.
Похоже, это сравнение понравилось самому Павлу первому, так как он несколько раз повторил его с удовольствием.
– Может, вы ошибаетесь? Чего не наговоришь в запале?
– А вы слышали, как она грозилась меня убить, Лера?
– Ну, это выражение стало уже фигуральным. Пустая угроза! Так часто говорят даже очень близким людям.
– Ну, не знаю, Лера! В какой семье вы живете, если вы своим близким можете сказать, что убьете их?
– Я не скажу, но ведь такое часто можно услышать. В кино, например!
– Но в том – то и дело, что это моя жизнь, а не кино! Честно, мне после такого даже жить расхотелось!
– Ну, что вы, Павел Аркадьевич, вы помиритесь! У вас же такие ссоры не часто? Придете вечером, а жена уже ждет вас за накрытым столом с вином. И побежит к вам навстречу, и будет просить прощение.
– Нет, лучше с шампанским. Мы с Эллиночкой больше шампанское любим. – Мечтательно произнес Павел Аркадьевич и улыбнулся. – Знаете, а вы правы. Это наша первая ссора. Правда, такое впечатление, что и последняя. Но я не теряю надежды на примирение. Вы идите домой, Озерова. Идите. И картину можете сегодня взять с собой.
Это предложение было подобно взрыву. Забрать картину с собой!? На выходные!? Да за это полагался штраф, увольнение и казнь. Ни один из сотрудников, даже рамочник, не мог иметь такого и в мыслях. Но Лера не стала спорить и перечить. Оставаться дальше и слушать излияние Павла первого ей не хотелось. Пить с ним коньяк она не могла – у нее не было такого здоровья, а работать бы все равно шеф не дал, а доставал бы ее своими жалобами на жизнь. Плохо так говорить, но ей было совсем не жаль Павла первого и слушать и сочувствовать ему не хотелось. Не чувствовала она доброго отклика в своей душе на его стенания.
Лера быстро собралась, чтобы шеф не передумал отпускать ее с работы. Уложила картину в планшет, свою работу бережно завернула в ткань – хорошо, что она сегодня приехала на машине, а то ехать в троллейбусе с картинами и тяжелым планшетом на вытянутых