Военная тайна. В дни войны. Лев Шейнин
на митингах голос. Он перешел на фальцет – и вдруг, тоже без всякого перехода и, видит бог, без всяких причин (так по крайней мере подумал Канарис) побежал к сейфу, вынул из него орден железного креста и, подбежав к напуганному насмерть Вейцелю, прикрепил орден к его парадному кителю, крича:
– Вот тебе за истинно немецкий дух и светлую голову!..
Геринг и Канарис, придя в полное недоумение, тем не менее вытянулись и застыли в положении «смирно», как этого требовал в таких случаях имперский военный устав. Полковник Вей цель, вчера еще размышлявший о том, что не закончится ли домашний арест заключением его в Моабитскую тюрьму или какой-нибудь концлагерь, испугался, не происходит ли все это с ним во сне…
И уже дома, сняв парадную форму и облачившись в спокойную домашнюю пижаму, германский военный атташе в Москве, полковник Ганс фон Вейцель, подойдя к зеркалу, пристально вгляделся в свое осунувшееся от треволнений последних дней лицо и вдруг начал от всей души хохотать…
Вот что значит представить угодный начальству доклад!..
Увы, господин фон Шулленбург не только не получил ордена, но, напротив, имел очень неприятный разговор с рейхсминистром иностранных дел господином Йоахимом фон Риббентропом.
Господин рейхсминистр заявил послу, что фюрер чрезвычайно недоволен его докладами и совершенно не разделяет выводов, которые он столь легкомысленно делает.
На вопрос Шулленбурга, может ли он надеяться быть лично выслушанным фюрером, чтобы обосновать свои выводы, Риббентроп странно усмехнулся и произнес довольно загадочную фразу, смысл которой сводился к тому, что вряд ли фюрер сочтет это полезным для себя и что и для господина Шулленбурга, пожалуй, будет полезнее, если эта аудиенция не произойдет…
Риббентроп, конечно, не сказал Шулленбургу главного: что фюрер хотел арестовать его и передать в гестапо и что Шулленбурга спасло именно то, что война была предрешена. Гитлер считал, что внезапная смена посла может вызвать в Москве подозрения, а ему хотелось именно теперь ничем не выдавать своих замыслов. Поэтому он согласился с предложением Риббентропа вернуть Шулленбурга в Москву, решив про себя, что арестовать его он всегда успеет. Риббентроп приказал Шулленбургу по возвращении в Москву предпринять ряд шагов, направленных к тому, чтобы уверить советское правительство, что Германия хочет быть верной советско-германскому пакту.
Шулленбург возвращался в Москву один, так как Вейцель еще должен был задержаться в Берлине. Он ехал с недобрыми предчувствиями, которые не обманывали его[2].
В те самые дни и часы, что Шулленбург провел в вагоне, следуя из Берлина в Москву, германские дивизии скрытно подвозились к советским границам. Со всех сторон Европы, пароходами и океанскими лайнерами, товарными и пассажирскими поездами, целыми автоколоннами и транспортными самолетами, сушей, морем и по воздуху, подвигались к границам СССР артиллерия и тысячи танков и самолетов, бомбы и боеприпасы,
По приказу Гитлера Шулленбург был расстрелян 10 декабря 1944 года.