Все пути твои грешны. Ирина Никулина Имаджика
много садов, красивые города, солнечные улицы, люди ходили в большие магазины, праздновали Новый год и Рождество. У меня была собака, ньюфаундленд. Я гулял с ней по парку. Пинал листья ногами, болтал со стариками на лавке, а теперь я сам старик, я почти слепой…
– Ты считаешь, они заслуживают смерти?
– Игиги? Конечно.
– Все без исключения?
– Думаешь, сынок, между ними есть разница?
– К сожалению, есть. Я видел тех, кто ими управляет.
– И поэтому ты здесь?
– Да.
Они надолго замолчали, каждый думал о своем. И беззаботный смех Майкла больше не звучал в игигском узле связи. Слышно было, как он тяжело дышит. И все же, Корней был благодарен судьбе за такую редкую возможность поговорить с кем-то добрым. Может быть, он даже не заслужил ничего подобного. Убирать дерьмо, – вот его карма за жадность и глупость. Каждый ведь сам идет по своему пути. Никто не принуждал его слушать игига, пусть даже этот игиг самая прекрасная женщина во Вселенной…
6
Для Грека здесь никаких сомнений не было. Он пробормотал свое старое и нерушимое как мир, затертое еще со студенческой скамьи: ο χορτασμένος του νηστικού δεν πιστεύει – сытый голодного не разумеет, и протянул руку к кристалу в основании «гроба». Ему не терпелось. Корней смотрел и не мог поверить. Леванский был словно околдован. Да, она красива, возможно, мудра и она хозяйка, госпожа. Но вот так откровенно желать недоступное…
– Подожди, ты уверен?
То был исторический момент, хотя все уже было решено. Никто из них не думал, что может произойти, если разбудить спящего игига. А как же ненависть к «божественной» расе? Они клялись отомстить тем, кто растоптал Землю, прекрасную, живую планету, полную кислорода и воды. Они впитали в себя ненависть с пищей приемных родителей, они тысячу раз поднимали тост за то, чтобы игиги сдохли. Это не обсуждалось… Леванский опустил руку и глаза его потухли, сделались непроницаемыми и холодными, как у мертвеца. Это могло означать: уйди с дороги! Но Корнею не хотелось верить. Он сделал вид, что не заметил. Просто не увидел, отвернулся и ушел в тень.
«Гроб» с принцессой раскрылся и она ожила, жадно вдохнула, вздрогнула своим ослепительным обнаженным телом и застонала. Ах, какая уязвимость, какая хрупкость. Движения плавные, как у царицы. Открыла глаза. Корней помнил, как напряглось все его тело, как побежал электрический ток от затылка до пят, словно похолодало на десять градусов, голова закружилась. Никогда еще с ним такого не было, будто в сети на дыру наткнулся или шокером сам себя ударил. Не мог он смотреть ей в глаза.
Все там было: океаны и моря, и небо, и просторы, и воздух, и смех. Впервые в жизни он пожалел, что неуклюж с женщинами, что не красив: слишком короткое тело, красная кожа, широкоплеч, – увалень, а не красавец. Вот Леванский, другое дело – грудь колесом, высокий, стройный, нос всегда держит по ветру, мастер красивых слов… И тут Корней понял, что все-таки открыли они ящик Пандоры, а назад его закрыть невозможно. Да