Мое солнечное наваждение. Наталия Романова
гостеприимством, но зал – был. И это не считая фуршета под открытым небом, распинающихся артистов, весёлых аниматоров. Всё, лишь бы отпрыски богатых семейств были довольны. А пресса написала восторженные отзывы о «Девятнадцатилетии, выпускном, начале новой, насыщенной событиями жизни наследницы Дмитрия Глубокого».
Герман быстро разделся, бросил вещи на кровать – горничная заберёт, – и отправился в душ. Спать по-прежнему хотелось безумно, глаза закрывались, минутный бодряк, настигший при виде девицы со списком приглашённых, испарился.
Струи воды смывали не только пот, усталость, но и злость, неконтролируемое раздражение. В последнее время проблемы наваливались и неслись как лавина, сметая всё живое на своём пути. Герман привык держать под контролем всё, от важнейших контрактов, работы финансового директора до трудового дня обычных служащих. От цвета салфеток на собственном обеденном столе до марки трусов любовницы. Именно этому учил Дмитрий Глубокий, наживший за недолгую, в общем-то, жизнь, капитал, которого хватит не только детям, вернее, единственной дочери – возникшей пять лет назад, как чёрт из табакерки, – но и внукам. Если Герман будет примерным учеником, то правнукам правнуков тоже достанется.
Всё-таки паршивая была идея – отправиться в загородный дом. Как он мог забыть про выпускной и девятнадцатилетие Ярины? Зачем проехал безумное расстояние от аэропорта до посёлка, когда можно было наслаждаться покоем в собственном пентхаусе, в компании покладистой, ухоженной любовницы, млея от умелых ласк.
Герман привык смотреть правде в глаза, какой бы уродливой та ни была. А правда была в том, что он имел неосторожность влюбиться в девчонку, считавшуюся ему сестрой. Хотя, какая она, к лешему, сестра?! И по документам они были чужими людьми, и по крови. Ни единой капли, ни сраного общего гена. Ни-че-го!
Ярина такая же сестра, как та девчонка в красном платье, плотоядно облизывающая губы, готовая подать себя без гарнира. Впрочем, у той девицы оставался призрачный шанс быть его родственницей. Биологического отца Герман не знал, лишь имя и то, что тот был отменным кобелём, испортившим жизнь матери. Запомнилось потёртое фото «папаши» с мамой, где она совсем юная, с красивым, не обезображенным алкоголем лицом – таким, каким навсегда врезалось в память семилетнего мальчишки. Если когда-нибудь Герман Марков встретит своего биологического отца – уничтожит его.
Вышел из душа, жалея о собственном решении ещё сильнее. Вода взбодрила, горячие струи вызвали тяжесть в паху. За три недели в Малибу он не удосужился прихватить девицу, скинуть накопившееся напряжение. Проще было бы взять любовницу с собой. Пожарилась бы под горячим калифорнийским солнцем, спустила бы круглую сумму на ненужное шмотьё, заодно решила бы половые проблемы того, кто платит за её радости. Только всё это предполагало совместное проживание. Сраное ежечасное отсвечивание перед глазами женщины, которой