Мерцание во тьме. Стейси Уиллингхэм
телевизор. Единственный дом, не подающий признаков жизни.
Подхожу ближе; «Ксанакс» тем временем обволакивает мои мысли принудительным покоем. И все же что-то продолжает меня грызть. Что-то не в порядке. Что-то не так. Обвожу взглядом дворик – маленький, но ухоженный. Лужайка подстрижена, забор из некрашеного дерева укрыт кустарником, корявые ветви дуба отбрасывают тень на гараж, которым я ни разу не пользовалась. Снова перевожу взгляд на дом, до него мне буквально пара шагов. Кажется, внутри, за занавеской, что-то шевельнулось, но я трясу головой и заставляю себя двигаться дальше.
Давай-ка без глупостей, Хлоя. Вернись на землю.
Уже вставив ключ в замок и провернув его, я понимаю, что именно не так.
Над входом не горит свет.
Свет над входом, который горит всегда, вообще всегда – даже когда я ложусь спать, хотя пробивающийся сквозь щель в жалюзи луч падает мне прямо на подушку, – сейчас выключен. Я никогда его не гасила. И до выключателя-то ни разу не дотронулась. Теперь я понимаю, почему дом кажется столь лишенным жизни. Никогда не видела его таким темным, без единого проблеска света. Пусть на улице и горят фонари, здесь кромешный мрак. Подойди кто-то ко мне со спины, и я даже…
– СЮРПРИЗ!
Издав дикий вопль, я лихорадочно сую руку в сумочку, надеясь нащупать перцовый баллончик. Внутри зажигается свет, и я вижу, что моя гостиная полна людей – человек тридцать, если не сорок; все они смотрят на меня и улыбаются. Сердце с грохотом колотится в груди, я и говорить-то еле могу.
– О боже…
Запнувшись, обвожу взглядом вокруг себя. Надеясь найти какую-то причину, объяснение. И ничего не нахожу.
– О боже ты мой…
Я вдруг осознаю – рука моя внутри сумочки и сжимает перцовый баллончик с такой силой, что я даже вздрагиваю. Когда выпускаю баллончик, по всему телу пробегает волна облегчения; я вытираю вспотевшую ладонь о подкладку сумочки.
– Это что… это что такое?
– А как, по-твоему? – восклицает кто-то слева от меня, я поворачиваюсь туда и вижу, как сквозь расступившуюся толпу мне навстречу выходит мужчина. – Вечеринка, конечно!
Это Патрик, на нем темные линялые джинсы и синий облегающий пиджак. Он ослепительно мне улыбается, зубы на фоне загара сверкают, песочного цвета волосы откинуты набок. Сердцебиение потихоньку утихает; отняв от груди ладонь, я прижимаю ее к щеке и чувствую, что она горит. Мне удается выдавить смущенную улыбку, а Патрик протягивает мне бокал вина, который я беру свободной рукой.
– Вечеринка в нашу с тобой честь, – продолжает он, сжимая меня в объятиях. Я чувствую запах его мыла, его пряного дезодоранта. – В честь нашего обручения.
– Патрик… Что ты здесь делаешь?
– В некотором смысле – живу.
По толпе прокатывается смех, Патрик улыбается и берет меня под руку.
– Ты ж в отъезде должен быть, – бормочу я. – Только завтра возвращаешься.
– А,