Комната с привидениями. Чарльз Диккенс
возвращается домой и бой часов на колокольне звучнее и слышнее, чем в полдень, и сегодня уже никто больше не отворит калитку кладбища; когда из сумрака повсюду выходят тени, весь день томившиеся в неволе, и собираются толпой, точно призраки на смотр; когда они грозно встают в каждом углу и, хмурясь, выглядывают из-за каждой приотворенной двери; когда они – безраздельные хозяева чуланов и коридоров; когда они пляшут по полу, и по стенам, и по потолку жилой комнаты, пока огонь в камине не разгорелся, и отступают, точно море в час отлива, едва пламя вспыхнет ярче; когда игра теней странно искажает все привычные домашние предметы и няня обращается в людоедку, деревянная лошадка – в чудище, и малыш, которому и смешно и страшно, уже сам себя не узнает – и даже щипцы у очага, кажется ему, больше не щипцы, а великан, который стоит, широко расставив ноги, упершись руками в бока, и, конечно, уже учуял, что тут пахнет человечиной, и готов перемолоть человечьи кости и испечь себе из них хлеб; когда те же тени будят у людей постарше иные мысли и показывают им иные картины; когда они подкрадываются из всех углов, принимая облик тех, кто отошел в прошлое, кто спит в могиле, кто сокрыт в глубокой- глубокой бездне, где вечно бодрствует все то, что могло бы быть, но чего никогда не было.
В эти-то часы ученый и сидит у камина, глядя в огонь. Пламя то вспыхивает, то почти гаснет, и то скроются, то вновь нахлынут тени, но он не поднимает глаз: приходят ли тени, уходят ли, он все так же пристально глядит в огонь. Вот когда вам надо бы на него посмотреть.
Вместе с тенями пробуждаются звуки и выползают из потаенных углов по зову сумерек, но оттого лишь становится еще глубже сгустившаяся вокруг него тишина. Ветер чем-то гремит в трубе и то поет, то завывает по всему дому. Вековые деревья за стеной так качаются и гнутся, что одинокий ворчливый старик ворон, не в силах уснуть, снова и снова изъявляет свое недовольство негромким, дремотным, хриплым карканьем. То содрогнется в тиши под ударами ветра окно, то жалобно скрипнет на башенке ржавый флюгер и часы на ней возвестят, что еще четверть часа миновало, то с треском осыплются угли в камине.
Так сидел он однажды вечером, и вдруг его раздумья нарушил стук в дверь.
– Кто там? – откликнулся он. – Войдите!
Нет, разумеется, никто не опирался на спинку его кресла; ничье лицо не склонялось над ним. И конечно, никто не прошел здесь неслышной, скользящей походкой, когда он вдруг вскинул голову и заговорил. Но ведь в комнате нет ни одного зеркала, в котором могла бы на миг отразиться его собственная тень, а между тем нечто темное прошло и скрылось!
– Боюсь, сэр… – озабоченно проговорил, появляясь на пороге, румяный человек средних лет. Ногой придержав дверь, он протиснулся в комнату со своей ношей – деревянным подносом, затем понемногу, осторожно стал отпускать дверь, чтобы она не захлопнулась с шумом. – Боюсь, что сегодня ужин сильно запоздал. Но миссис Уильям так часто сбивало с ног…
– Ветром?