Личный паноптикум. Приключения Руднева. Евгения Якушина
заговорили, поднялись с мест и направились к выходу.
– Что это было? – ошеломленно спросил Руднев, поворачиваясь к Белецкому.
– Я думал, вы мне объясните, – нахмурился тот. – Вы же намеривались разгадать фокус… Как думаете? Может, пора привлечь к разгадыванию Анатолия Витальевича с его кавалерией?
– Это успеется, – возразил Дмитрий Николаевич, решительным шагом направляясь прочь из «святилища». К нему вернулся его рационально-скептический настрой. – Сперва давай-ка сами испросим объяснений у чаровницы.
В дверях они наткнулись на запыхавшегося фамильяра.
– Прекрасно все прошло! Не правда ли, господа?! – с обычной для него восторженностью воскликнул Иннокентий Федорович и, не дожидаясь ответа, прибавил: – Дмитрий Николаевич, их яснословие просят вас пожаловать к ней. Извольте следовать за мной!
– На ловца и зверь бежит, – пробормотал Белецкий, шагнув вслед за Рудневым, но Золотцев решительно преградил ему дорогу.
– Их яснословие велели привести только лишь господина Руднева!
– Нет уж! – возразил Белецкий. – Мы пойдем оба. Если вам так будет понятнее, я фамильяр Дмитрия Николаевича и обязан его сопровождать. Вы же меня понимаете?!
Но Иннокентий Федорович понимать не желал.
– Госпожа ожидает исключительно господина Руднева, – повторил он с настойчивым раздражением.
– Подожди меня, Белецкий, – попросил Дмитрий Николаевич.
– Если я правильно понял настроение ее яснословия, вам, господин Белецкий, придется ждать долго, – заметил фамильяр.
– В смысле? – спросил Руднев.
– В том смысле, что их яснословие оказывает вам честь пригласить вас на ужин, Дмитрий Николаевич.
– Тогда, Белецкий, поезжай домой, – велел Дмитрий Николаевич, игнорируя встревоженный взгляд друга. – Отказаться от предложения госпожи Флоры было бы неучтиво с моей стороны.
Золотцев провел Руднева во внутренние покои особняка и остановился перед высокой двустворчатой дверью, расписанной яркими тропическими цветами и диковинными райскими птицами.
Фамильяр критически осмотрел Дмитрия Николаевича с ног до головы, смахнул с его рукава несуществующую пылинку и удовлетворенно прихлопнул в ладоши. Церемония эта была Рудневу неприятна, поскольку заставила почувствовать себя едва ли не именинным подарком.
– У вас есть какие-то замечания к моему внешнему виду? – спросил он натянуто.
– Нет, что вы! Вы великолепно выглядите, Дмитрий Николаевич! – не уловив сарказма, ответил Иннокентий Федорович и с поклоном распахнул дверь. – Входите! Вас ожидают!
Руднев вошел и замер, пораженный необыкновенной обстановкой комнаты.
Это была круглая зала с куполообразным потолком в форме раковины, выложенным мозаикой из перламутра. Стены имели светлый золотисто-охровый оттенок и были украшены расписным фризом в тех же мотивах, что и орнамент на двери. Этот же рисунок повторяла мозаика на полу. По периметру располагались двенадцать дорических колон из черного