Новое Черное Пальто. Мария Ботева
кто не помнит, – спрыгнул со сцены на пол и ушёл из зала. Вот такой он стремительный.
– Что тут думать? – спросил Губанов Катерину и постучал себе по лбу. – Кого ещё Лев так запросто пригласит в экспедицию? Ты понимаешь?
– Ничего, пусть девочка подумает, – сказала Ирка, – только хорошенько. А то нам второй такой, как Галка, не нужно.
И вышла из зала.
– Чего это она? – спросил Дизель. – Какой такой? Ты-то тут при чём?
Молочный брат
У меня что-то с лицом – меня никто не любит. Ну, кроме самых близких. А особенно Ирка не любит, терпеть не может. Говорит, что признаёт только совершенство. Или хотя бы того, кто к этому совершенству движется. Все наши девчонки попадают в эту категорию и почти все парни. А я – из другой системы координат. От красоты, ума и нормального характера я настолько далеко, что можно даже не пробовать встречаться с ними. Мы никогда не пересекаемся, примерно как параллельные плоскости, но только по-другому. Сомневаюсь, что вообще кто-то знает, как нас совместить. Во всяком случае, так можно подумать, если всерьёз слушать Ирку. У меня не получается не всерьёз. Она недели не может прожить, новый изъян во мне находит. И оказывается права, вот в чём дело.
Прихожу домой расстроенная, что-нибудь ем. Почти всё ем, мало чего остаётся. Вот и толстая. Вечером мама спрашивает:
– Что, опять Ира? Рассказывай.
И я говорю:
– Я толстая.
– Допустим, просто крупная, но это израстётся, вот увидишь, – отвечает она. – Что ещё?
– Мало, что ли?
Мама молчит.
– У меня противный голос, – продолжаю я.
– Совершенно милый голос, – говорит мама, – я, когда его слышу, всегда радуюсь. Звони мне почаще.
– И ещё у меня круги под глазами.
– А вот тут я соглашусь! – вдруг соглашается мама. – Но это исправимо. Просто не сиди по полночи у компьютера.
– Ну мам!
– И Ирку свою не слушай.
И так мы каждый вечер. Я всё про Ирку ей рассказываю, моей бедной маме то есть, всё, что мне Ирка говорит. На мамином месте я бы уже кого-нибудь из нас начала бы убивать. Меня или Ирку. Лучше Ирку, конечно. А она – ничего, слушает каждый день.
– Не обращай, – говорит, – внимания.
Она всегда мне советует не обращать на что-нибудь внимания. Ещё с того возраста, когда я не могла выговорить слово «внимание», а говорила приблизительно: мань-манья. Нечего возразить, разумеется, не стоит обращать внимание на Ирку. Всё тлен и мрак, мама права. Ноу меня не получается.
После уроков я спускаюсь по лестнице и думаю, что сейчас приду домой и съем половину батона! С молоком. Никому не нравится молоко, я знаю, а мне нравится. И хлеб давно никто из наших девчонок не ест, чтобы не поправиться случайно. А я ем. И внимания ни на кого не обращаю. Мань-манья! Может, маме позвонить?
– Мне некогда, – говорит мама, – я тебе рада, но совсем не могу говорить, вот поляки в дверях, целую, пока, – и кладёт трубку. Вечно эти поляки. Мама работает бухгалтером. Их фирма покупает в Польше рождественские украшения: