Мои литературные святцы. Геннадий Красухин
лишь будь уверен:
Ты ничуть не хуже всех.
Если сам собой осмеян,
То ничей не страшен смех.
Сергей Александрович Семёнов в 1922 году выпустил роман «Голод», написанный от лица 15-летней девочки и описывающий голод 1919-го, от которого умер отец Семёнова. 9 изданий выдержал роман. И, возможно, его продолжали допечатывать и дальше, если б тему голода 1918—1920 и голода 1929—1933 не стали замалчивать.
Сергей Александрович принял участие в трёх громких экспедициях на «Сибирякове» (1932), «Челюскине» (1933—1934), «Садко» (1936). Написал книгу «Экспедиция на „Сибирякове“» (1933) и пьесу «Не сдаёмся» (1935).
А до этого несколько повестей и роман «Наталья Тарпова» в двух книгах.
Последняя его книга издана в 1970-м. Значительно после смерти. Он был батальонным комиссаром на Волховском фронте. И умер во фронтовом госпитале 12 января 1942 года (родился 19 октября 1893-го).
Его приёмным сыном является чудесный поэт Глеб Семёнов.
С Львом Александровичем Кривенко, меня познакомил Борис Балтер, который очень рекомендовал его печатать. «Это – настоящее», – говорил он о его рассказах. Так же, как и Балтер, Кривенко был автором калужского альманаха «Тарусские страницы» – своеобразного «Метро́поля» тех лет, потому что подвергся не меньшему, чем в будущем «Метро́поль», официальному остракизму. Сразу же после критики «Тарусских страниц» воронежский «Подъём» выломал из макета номера и вернул Лёве его «Фурье». Не спасло рассказ предисловие учителя Кривенко (и Балтера, и многих других, с которыми я познакомился и подружился именно в доме Кривенко) Константина Георгиевича Паустовского.
С этим предисловием и мы в «Семье и школе» заслали этот рассказ Льва Кривенко в набор. Но, увы. Пропустивший определённое количество радовавших нас материалов, цензор проснулся после злобной реплики «Красной звезды» по поводу опубликованного в «Семье и школе» стихотворения. О публикации засланных в набор материалов нечего было и думать. Но оплатить материалы, как не пошедшие не по вине авторов, было можно. В этом случае автору полагалось 50% от гонорара, который он получил бы за напечатанный материал. И ответственный секретарь «Семьи и школы» Пётр Ильич Гелазония никого из тех, чьи материалы мы послали в набор, не обидел. В том числе и Лёву, любимого ученика Паустовского.
Но из всех учеников Паустовского был Кривенко человеком, пожалуй, самой несчастной творческой судьбы. Фронтовик, командир взвода автоматчиков, тяжело раненый и демобилизованный в 43-м по инвалидности, он рассказывал мне о том, как его ранило:
– Практически все успели перебраться через шоссе на другую сторону леса, оставались мы, изготовились, и вдруг заработал пулемёт. Да не пулемёт, а пулемёты. Шоссе под огневым ливнем. Пули рикошетят. Вжались в землю, лежим. Час, два, а пулемёты не смолкают. Я говорю ребятам: «И так и так плохо! Но лучше, наверное, перебежать – отделаешься пулей в заднице. А так сильно отстанем от своих – верная смерть. Или плен. Рванём», – говорю я взводу. Рванули. Меня сразу ожгло. Но быстро, быстро на другую сторону. Бежим. Полчаса несёмся как угорелые. Всё! Вот они – наши.