Кто не спрятался…. Джек Кетчам
– когда Мэри и Бен исчезли. А потом мистер Хармон и шериф Питерс свидетельствовали в суде. А потом какое-то время к нам сюда специально приезжали чокнутые типы – просто чтобы поглазеть на дом, хотя глазеть-то было особо не на что.
Все, что представало их вниманию, – старый, ветхий двухэтажный дом на авеню Гомера Уинслоу (узком грунтовом проспекте на окраине города, идущем вплоть до самого берега моря). Дом стоял на участке земли в три акра, передний двор и роща за ним давно слились воедино и взбирались по сломанной лестнице к серой, обветшалой входной двери – сорняками, вьюнами, ползучей порослью. Ну а позади дома узкая полоска земли спускалась к краю утеса, под которым плескался океан.
Бен и Мэри Крауч сгинули в сыром нутре этого дома задолго до того, как я смог бы увидеть их вживую. Но слухи не могли не дойти до меня. Родительские разговоры всегда наводили на мысль, что с Беном и Мэри «что-то не так». Больше этих туманных намеков наши предки при детях себе не позволяли, но нам и этого с лихвой хватало. Дальше мы упражняли фантазию – наверное, они детей едят, или спят в гробах, обитых человеческой кожей, или они живые мертвецы, упыри, дети ведьмы.
Обычное дело.
Однажды, когда мне было десять, трое из нас набрались смелости обежать дом сзади и пошарить у мусорных баков. Оказалось, Краучи живут, питаясь лишь консервами. Банки, банки, банки – от фруктов, от гороха, от тушенки и рыбного паштета. Причем вид у этих банок был такой, будто их досуха вылизали изнутри. Не упомню, почему эта странная чистота так пугала нас. Была, видно, причина. А еще неподалеку громоздилась башня из собачьей еды, тоже консервированной – коробок пять, да еще и здоровенных.
Все знали, что Краучи держали собак, хотя сколько их было – оставалось только догадываться. Вряд ли дело ограничивалось двумя-тремя. Вокруг их дома вечно витал дух псарни, смрад немытой шерсти и собачьего дерьма, улавливаемый за несколько ярдов. Но соседей, которые могли бы пожаловаться, не было здесь в радиусе многих миль. Один только лес низкорослых сосен и ежевики, из которого дом, казалось, поднимался, как из спутанного зеленого облака, наползающего с морской стороны.
Покончив с инспекцией мусорных баков, мы заглянули в подвальное окно. Темень за ним царила такая, что ничего и не разглядишь. Но Джимми Берд клялся, что видел, как что-то качалось и двигалось в черноте. Спорить мы с ним не стали – и благополучно дали деру. Как если бы придуманные нами байки были правдой. Как если б за нами черти от дома того гнались.
И я чую, как у меня встают дыбом волосы, когда я пишу это – вспоминая, что чувствовал в тот день. Потому что, возможно, в каком-то смысле мы с парнями были правы.
А вот как дело осветили газеты. Полагаю, мне стукнуло где-то тринадцать, когда полиция решила-таки проверить тот дом. В управление позвонил посыльный из универмага Хармона – малый сторожился после того, как купленные Краучами консервы целый месяц проторчали, невостребованные, на крыльце, а деньги за его работу так и не появились в почтовом ящике, где Краучи их обычно оставляли ему.
Двое