Старший трубач полка. Томас Харди
было не менее увлекательно, чем вторжение иноземцев, но не сопровождалось неприятностями. Внешний вид и предполагаемые достоинства солдат подвергались горячему обсуждению. Событие это открывало для каждой девушки неограниченные возможности обожать и стать предметом обожания, а для молодых людей – возможность таких ошеломительных знакомств, перед которыми меркла потребность влюбляться. Тринадцать таких молодых людей через пятнадцать минут не задумываясь заявили, что нет ничего на свете лучше, как пойти в солдаты. Молодые дамы делали мало заявлений, но, возможно, в мыслях шли еще дальше, хотя справедливости ради следует отметить, что поглядывали в сторону военного лагеря только краешком своих голубых или карих глаз и притом с таким скромным и застенчивым видом, что большего благонравия и пожелать было невозможно.
Вечером над деревней разнеслись голоса солдатских жен. Гомон скворцов в ветвях деревьев был просто ничто по сравнению с щебетом, который они подняли. Дамы ослепляли своими нарядами, потому что отдали предпочтение яркости и пестроте перед добротностью материала. Количество красных, синих и пурпурных чепчиков, разукрашенных пучками петушиных перьев, не поддавалось исчислению. Одна дама появилась в пастушеской шляпке из зеленого подкладочного шелка с отогнутыми спереди полями, чтобы был виден также и чепчик, надетый под шляпку. Шляпка эта принадлежала когда-то жене офицера и сохранилась в общем неплохо, если не считать довольно причудливых подтеков в виде зеленых островов и полуостровов, образовавшихся в результате дождей – неизбежных спутников кочевой жизни воина. Некоторым наиболее привлекательным из этих похожих на мотыльков дам посчастливилось найти приют в деревне, и они были таким образом избавлены от необходимости жить на холме в шалашах и палатках. Это отнюдь не смягчило сердец их сестер по оружию, оказавшихся менее удачливыми: бранные слова были пущены в ход по адресу счастливиц, и те, в свою очередь, не остались в долгу. Окончания этой перебранки можно было, по-видимому, ожидать к заходу солнца.
Одну из этих пришелиц, обладательницу розового нога и сиплого голоса – в чем она, бедняжка, была, по замечанию Энн, никак не повинна, – побывавшую во многих походах и немало повидавшую на своем веку, Энн хотела даже пригласить к себе в дом, дабы поближе познакомиться с живой историей Англии и приобрести те познания, которые нельзя почерпнуть из книг и которыми эта дама, по-видимому, обладала в полной мере. Но скромные размеры помещения, занимаемого миссис Гарленд, помешали этому осуществиться, и бездомная сокровищница житейского опыта вынуждена была искать убежища в другом месте.
В этот вечер Энн легла спать пораньше. События дня, хотя и веселые, были весьма необычными, и у Энн разболелась голова. Уже собравшись лечь в постель, она подошла к окну и откинула закрывавшую его кисейную занавеску. Всходила луна. Ее лучи еще не проникли в долину, но, выглянув из-за края холма, она мягко посеребрила конусообразные вершины белых палаток. Сторожевые посты и передние палатки лагеря отчетливо выступали из темноты, но